Когда она все же попала ногой в шлепанцы, хоть и не с первого раза, Поль холодно взглянул на нее:
— Готова? Нам недалеко. Иди за мной и смотри как следует под ноги.
Вот и все, что он сказал. И больше ничего.
Поль пошел по дальней стороне ложбины, и Диана, послушно следуя за ним, чувствовала, как ледяной комок сжимает ее сердце. Неужели он все еще сердится на то, что у, нее хватило безрассудства уйти от него, на ее упорное сопротивление здесь на острове?
Или он просто наказывал ее таким образом, заставляя расплачиваться за то, что делает для Тифани? Неужели он просто использовал ее, потому что ему была нужна сексуальная разрядка? Как он может быть таким холодным и равнодушным после того, что они пережили этой ночью!
— Поль, подожди!
Они спускались вниз по склону. Диана шла на три шага позади, не поспевая за его быстрым шагом. Гнетущее молчание, установившееся между ними, было в таком диссонансе с ласковым шепотом моря, с жизнерадостным бормотанием ручья и отдаленными криками чаек...
Поль остановился. Подождал. На его каменном лице не отражалось никаких эмоций.
— Что?
Немного запыхавшись, скорее от смеси страха и поднимающегося в душе гнева, чем от быстрой ходьбы, Диана подбоченилась и бесстрашно потребовала ответа, решив любой ценой прорваться сквозь невидимый барьер, который он возвел между ними:
— Что случилось? Я думаю, ты и к проститутке отнесся бы с большим уважением! По крайней мере, ты бы перекинулся с ней парой вежливых фраз, пока надевал штаны!
Ее горький упрек, казалось, вовсе не задел его, лишь губы сжались еще сильнее, а брови поползли к переносице, прежде чем он ответил:
— Никогда не пользовался услугами проституток, так что не могу судить... — И он продолжил свой путь.
Борясь с желанием закричать, Диана послушно последовала за ним. Сердце ныло, но она твердо решила, что теперь больше не сбежит от Поля. Она заставит его объяснить свое поведение, и если он собирается и впредь так проводить их совместные вечера, то пусть идет куда подальше!
Как бы она ни любила его и ни желала его ласки, заполняя мыслями о нем, дни и ночи, она не позволит обращаться с собой как с ничтожной шлюхой.
Они подошли к дому с противоположной стороны, и теперь им нужно было перейти ручей. Поль ждал ее у шаткого импровизированного мостика, образованного доской, перекинутой через водяной поток.
— На доске можно поскользнуться, — суровым голосом объявил он. — Дай мне руку!
— Нет...
Наклонившись, он сгреб ее в охапку и поднял на руки. Он уверенно шел по узкой скользкой доске, как будто прогуливался по широкой мощеной дороге.
Диана вцепилась в его плечи, ее сердце уходило в пятки от страха, когда узенький мостик скрипел, прогибался и ходил ходуном под их весом. Но она не столько боялась, что они упадут в холодный поток, на камни, сколько была обижена тем, что он держит ее, как мешок картошки.
Как будто выполнив тягостную обязанность, Поль поставил ее на ноги на пороге дома, дверь которого он даже не потрудился закрыть, отправляясь на поиски Дианы.
Она решительно заявила:
— Поль, нам нужно поговорить.
Его глаза были непроницаемы, будто закрыты забралом. Он казался суровым незнакомцем, резким и грубым. Она молила, чтобы он заговорил, чтобы он сказал хоть что-то.
Ведь должен же он объяснить, почему так ведет себя?
— Конечно, но позже.
Самое печальное было то, что она в душе и сама догадывалась о причинах его поведения. Его ответ не оставил ей никакой надежды. То, что случилось этой ночью, не должно было произойти. Это только усложнило их и так непростые отношения, привязывая ее глупое сердце еще сильнее к нему, затягивая ее, еще глубже в пропасть любви.
Ей следовало все же придерживаться своего первоначального плана и заставить его отступить. Но теперь слишком поздно говорить об этом. Сейчас ей была ненавистна сама мысль о том, чтобы обидеть, унизить его, ранить его гордость. Любовь одержала верх, а она, Диана, оказалась проигравшей стороной.
С несчастным видом она смотрела, как он направился в дом. У самой двери он повернулся и сказал:
— Я пойду в душ первым. Приготовь кофе, хорошо?
