— Стихотворение всегда нужно, — твердо ответил Поэт. — Возможно, о любви.
Конечно, она ведь никогда не думала, что Томас может устроить фальшивую дуэль. Но ведь устроить фальшивое ограбление гораздо сложнее?
— Вы его любите? — резко спросил он.
Ну, разве настоящему грабителю с большой дороги интересны такие вещи?
Девушка скрестила руки на груди и окинула его внимательным взглядом. Безусловно, у него тот же рост, та же осанка, что у Томаса. И такая же напористость.
— Если я скажу «да», вы отпустите меня?
— Никогда! — в его голосе слышалась улыбка.
— Понятно, — она еще мгновение разглядывала его. — А если я скажу, что не люблю его? Тогда вы отпустите меня?
Несколько секунд мужчина молчал.
— Нет. — Казалось, что голос у него стал слегка менее веселым, чем раньше. — Никогда.
Это Томас. Она в этом совершенно уверена. Иначе Греггс не стоял бы, облокотившись на экипаж и глупо ухмыляясь. Марианна не знала, сердиться ли ей на то, что он заставил ее так испугаться, или испытывать облегчение оттого, что это не настоящее ограбление. А возможно, ей просто стоит подождать и посмотреть, как далеко он способен зайти.
— Ну что ж, хорошо, — она тяжело вздохнула. — Раз я отказываюсь отвечать, а вы отказываетесь меня отпустить, полагаю, у меня нет другого выхода, кроме как отдаться на вашу милость.
— Мою милость? — в его голосе звучало явное замешательство.
— Ну да, — Марианна отвернулась, приложила одну руку тыльной стороной ко лбу, а другую протянула к нему, стараясь, чтобы жест выглядел как можно театральнее. — Только, пожалуйста… будьте добры ко мне.
— Что значит «добры»? — осторожно спросил Томас.
Она бросила на него раздраженный взгляд.
— Я имею в виду, когда будете насиловать меня. — Она снова встала в позу. — Будьте добры.
— Я не хочу быть добрым, — быстро ответил он.
Кто–то хихикнул.
— О Боже. — Девушка снова вздохнула и сложила руки под подбородком. — Я так и знала, что когда имеешь дело с таким печально известным отпетым негодяем, как вы, надеяться не на что. Похоже, мне остается только принять мою судьбу. Делайте со мной, что хотите.
— Нет! — закричал он. — Я хочу сказать, что мне не нужно быть к вам добрым, поскольку я не собираюсь насиловать вас.
Кто–то прыснул.
— Не собираетесь? — Она уперла руки в боки. — Почему это?
— Ну, я…
— Какой же вы тогда печально известный отпетый разбойник?
— Из тех, что изливаются в стихах, — сухо съязвил один из его спутников. Марианна готова была голову дать на отсечение, что это Пеннингтон.
— Так насилия не будет? — спросила она.
— Нет!
— Вы уверены?
— Да!
— Ну что ж, раз поэзия — это лучшее на что я могу рассчитывать… — Марианна пренебрежительно дернула плечом, — я согласна.
— Премного благодарствую, — процедил Поэт. Потом откашлялся, сделал паузу, набрал побольше воздуха и начал:
На счастье иль на зло ночь нас влечет к серьезным приключеньям
С такой красавицей, что сами звезды меркнут от зависти и огорченья.
— Огорченья? — пробормотал один из всадников, вне сомнения, Беркли.
— Зато в рифму, — пожал плечами другой. Ну, точно, Пеннингтон.
Поэт — Томас — продолжал, не обращая внимания на комментарии.
Ее кудри златы, ее очи черны, сияют смехом, жизнью и весной,
Но упрямая провинциальная мисс ничьей не желает стать женой.
Последние сомнения рассеялись.
— Миледи, — позвал мужчина с пистолетом. — Скажите только слово, и я буду счастлив застрелить его и спасти нас от этого кошмара.
Ну конечно же, это Бомон.
— В этом нет необходимости, — Марианна отмела предложение и старалась сохранить серьезность. — В последнее время мне стали нравиться плохие стихи.
— Не такие уж они и плохие, — оскорбленно заявил Томас.
— Нет? Но мне казалось, вы сказали, что это стихи о любви, — с невинным видом спросила она.
— Именно так, — осторожно ответил он.
— Просто пока там нет ни слова о любви. И вы упомянули только о женщине. А мужчина? Если это действительно стихи о любви, то о нем тоже надо рассказать, правда?
Произнеся эти слова, она поняла, что все вдруг стало очень серьезно. Перестало быть просто игрой.
— Я могу продолжать?
— Да, пожалуйста, — девушка затаила дыхание.
Мужчина на мгновение задумался, а потом начал.
