– И выходит? – Анна Андреевна покачала головой.
– Признайся, мама: чего недоговариваешь?
На этот раз Анна Андреевна отвела взгляд от глаз Андрея и снова медленно и грустно покачала головой.
– Все-таки было бы лучше, – повторила она.
И тут Андрей понял, чего недоговаривает мать. Когда-то, давно, она, бывало, осторожно заговаривала о внуках: ему с Верой пора иметь детей, все будет иначе.
Анна Андреевна, поцеловав сына, подтолкнула его к отцовскому кабинету.
Генерал Черных не любил показывать, что годы берут свое. Даже сыну. Когда Андрей вошел, отец быстро поднялся с дивана. Сухие мускулистые ноги ниже колен были туго обтянуты бриджами. С быстротой, присущей охотникам и разведчикам, генерал умел переходить от сна к бодрствованию – сразу, без зевоты и потягивания. Лишь помятая рубаха да брошенные на ковер сапоги выдавали то, что он только что спал.
Разговор завязался сразу:
– Ты заметил, что мать?..
– Ее беспокойство?
– Последние дни только и разговору, что о тебе: пора и утихомириться.
– Не понимаю…
– Что ж тут не понимать, – генерал насупился, – ей хочется, чтобы ты оставался на твердой земле, а не витал где-то там, – он повертел пальцами.
– А ты… ты тоже так считаешь?
– Речь не обо мне!.. Я даже застал ее как-то за чтением допотопной "Воздушной стратегии".
– А ты бы объяснил маме, – все с тою же иронической усмешкой сказал Андрей, – все воздушные стратегии приказывают долго жить. Не нынче – завтра отдадут нас ученым – будем изображать летающие лаборатории.
– И все-таки опять "летающие", – Черных снова неопределенно повертел пальцами. – Тебя все несет… туда. А матери хочется, чтобы ты тут… одним словом, ты меня понимаешь.
Веселые искры побежали в глазах Андрея.
– Нет, не понимаю. Скажи, в вашей молодости, когда стоял вопрос "быть Советской России или не быть", вы – ты и твои товарищи по партии, по революционной работе – просились вы сами на фронт, на самую важную работу?
– Эка сравнил! Шла борьба чуть не со всем миром.
– А разве тот мир снова не лезет из кожи вон, чтобы поставить вопрос "быть или не быть"? Какой половине мира быть? Так имеете ли право вы, старшие, не понять, почему и нам хочется туда, где всего трудней?
– Мать-то мечтала: увлекая тебя идеей учиться дальше, стать дважды инженером, засадить тебя в кабинет…
– Пусть и считает, что я все там же: просиживаю штаны над своей "думающей машиной".
– Хорошо, напомнил, – оживился генерал, – прочитай-ка мне как-нибудь лекцию: чего-то я не понимаю в кибернетике. Точнее говоря, в чем-то ей не доверяю… – И он щелкнул пальцами.
– Это ты от консерватизма, – сказал Андрей и, видя, как отец нахмурился, поспешил поправиться: – Надо понять: мы так основательно и стремительно изменяем материальную среду, что теперь для существования в ней надо переделывать самих себя.
– Ну-ну, – пробормотал генерал, – глупеющие старики и умнеющая молодежь? Знаний-то мы вам дали больше, чем могли получить сами. Ну, а что касается опыта, как у вас, молодых, дела?
– Год нашей жизни стоит ваших пяти.
– Вот как?! А не кажется ли тебе, полковник, что твое поколение несколько повышенного о себе мнения, а?.. Ладно, договорим как-нибудь, – скороговоркой закончил генерал. – Будь здоров, – и протянул руку.
