Господин был одет в простой дорожный костюм, скроенный по моде богатых османов, то есть скорее азиатский, чем европейский. Без сомнения, под своим темного цвета кафтаном он старался скрыть исходящий от него блеск золота.
В момент, когда упряжка достигла середины железнодорожной колеи, группа всадников добралась до нее тоже. Поскольку узость переезда не позволяла карете и всадникам пройти одновременно, то требовалось, чтобы кто-то из них отступил.
Итак, упряжка остановилась, и всадники сделали то же. Однако новоприбывший господин, кажется, вовсе не был в настроении уступить проход господину Керабану. Турок против турка — это могло привести к осложнениям.
— Посторонитесь! — крикнул Керабан всадникам, чьи лошади противостояли его упряжке.
— Посторонитесь сами! — ответил оппонент, похоже, решивший не отступать ни на шаг.
— Я прибыл первым!
— Ну а проедете вторым!
— Я не уступлю!
— Я тоже.
Спор угрожал принять дурной оборот.
— Дядя, — сказал Ахмет, — какая нам разница…
— Большая разница, племянник!
— Друг мой… — вмешался ван Миттен.
— Оставьте меня в покое! — потребовал Керабан тоном, пригвоздившим голландца к месту в его углу.
В этот миг вмешался дежурный по переезду, крича:
— Торопитесь! Торопитесь! Поезд из Поти вот-вот появится! Торопитесь!
Но господин Керабан почти не слышал его. Открыв дверцу кареты, он вышел на рельсы вместе с Ахметом и ван Миттеном, Бруно и Низиб также устремились к ним.
Господин Керабан направился прямо к всаднику, схватил его лошадь за узду и крикнул с яростью, которую уже не мог сдержать:
— Вы освободите мне проезд?
— Никогда!
— Посмотрим!
— Посмотрим!
— Вы не знаете господина Керабана!
— А вы господина Саффара!
Действительно, это был тот самый господин Саффар, ехавший в Поти после недолгого пребывания в провинциях Южного Кавказа.
Имя Саффара, личности, захватившей лошадей на станции в Керчи, могло только еще больше возбудить гнев Керабана. Уступить человеку, которого он уже столько раз проклинал! Никогда! Он скорее дал бы раздавить себя копытами его лошади.
— А, это вы — господин Саффар? — воскликнул он. — Отлично! Назад, господин Саффар!
— Вперед, — сказал Саффар, делая знак всадникам своего эскорта взять переезд силой.
Ахмет и ван Миттен, понимая, что ничто не заставит Керабана уступить, приготовились прийти ему на помощь.
— Проезжайте, проезжайте же! — повторял дежурный. — Вот уже поезд!
И в самом деле уже слышался свисток локомотива, пока еще невидимого за поворотом железнодорожного полотна.
— Назад! — крикнул Керабан.
— Назад! — крикнул Саффар!
В этот момент шум от локомотива усилился. Потерявший голову дежурный махал своим флажком, чтобы остановить поезд. Но было слишком поздно. Состав уже появился из-за поворота…
Господин Саффар, видя, что времени на переезд уже нет, стремительно отступил. Бруно и Низиб бросились в стороны. Ахмет и ван Миттен, схватив Керабана, быстро увели его, в то время как ямщик тащил свою упряжку с пути.
В этот миг поезд пронесся со скоростью экспресса. Он ударил заднюю ось кареты, которая не успела полностью сойти с его пути, и, разнеся ее на куски, исчез, так что пассажиры даже не почувствовали удара от столкновения.
Господин Керабан вне себя хотел броситься на своего противника, но тот тронул с места лошадь, надменно, даже не удостоив Керабана взглядом, переехал через путь и в сопровождении своих спутников умчался галопом.
— Подлец! Негодяй! — кричал Керабан, удерживаемый ван Миттеном. — Если я его еще раз когда-нибудь встречу!
— Да, но пока что у нас больше нет почтовой кареты! — заметил Ахмет, разглядывая бесформенные остатки экипажа, разбросанные у дороги.
— Пусть так, племянник, пусть так! Но я все же прошел, и прошел первым!
Заявление вполне в духе Керабана.
В этот момент приблизились несколько казаков — из тех, что в России заняты наблюдением за дорогами. Они видели все, что произошло на переезде. Первым их побуждением было подъехать и схватить господина Керабана за шиворот. Отсюда — протесты Керабана, бесполезное вмешательство его племянника и друга, сильнейшее сопротивление упрямейшего из людей, который, помимо нарушения полицейских железнодорожных правил, мог теперь ухудшить свое положение еще и бунтом против властей.