в которой господин Керабан, упрямясь еще более, чем обычно, оказывает сопротивление оттоманским властям.
Тем временем каиджи прибыл и уведомил господина Керабана, что каик ждет его у лестницы.
Тысячи каиджи насчитываются на водах Босфора и Золотого Рога. Их двухвесельные лодки из буковых или кипарисовых досок, с резьбой и раскраской внутри, ровно удлиненные спереди и сзади, чтобы двигаться, при необходимости, в любом направлении, похожи на полозок в пятнадцать-двадцать футов[63] длиной. Необычайно приятно — наблюдать, с какой быстротой эти стройные суденышки скользят, пересекают путь, обгоняют друг друга в этом великолепном проливе, разделяющем побережья двух континентов. Солидная корпорация каиджи занимается своим ремеслом на просторах от Мраморного моря до замка Европы и замка Азии, которые возвышаются один напротив другого на севере Босфора.
Чаще всего каиджи — это милые люди в фесках, одетые в буруджук, нечто вроде рубашки из шелка, в йелек яркой расцветки, обшитый сутажом их золотой вышивки, и штаны из белой хлопковой ткани.
Если каиджи господина Керабана — тот, который каждый вечер отвозил его в Скутари, а утром доставлял назад, если этот человек был плохо встречен из-за опоздания на несколько минут, то что теперь делать! Флегматичный моряк, впрочем, не слишком и взволновался, хорошо понимая, что такому превосходному клиенту следует дать покричать. Поэтому он ничего не ответил, а только указал на пришвартованный к лестнице каик.
Итак, господин Керабан направлялся к лодке. Его сопровождал ван Миттен, а за ним следовали Бруно и Низиб. В это время в толпе на площади Топ-Хане произошло некоторое замешательство.
Негоциант остановился:
— В чем дело?
И тут на площади появился начальник полиции квартала Галата, окруженный стражниками, которые раздвигали толпу. Его сопровождали барабанщик и трубач. Один — производил грохот, другой — призывно трубил, и толпа, состоявшая из разнородных (азиатских и европейских) зевак, мало-помалу стала успокаиваться.
— Еще какое-нибудь бессмысленное воззвание! — пробормотал господин Керабан тоном человека, который везде и всегда умеет постоять за свои права.
Начальник полиции достал бумагу с печатями и громким голосом зачитал следующее постановление:
«По приказу Мушира, председателя Совета полиции, начиная с сего дня установлен налог в десять пара[64] на каждого, кто захочет переправиться через Босфор, направляясь из Константинополя в Скутари или из Скутари в Константинополь, как на каиках, так и на других парусных или паровых судах. Отказавшийся уплатить этот налог подлежит тюремному заключению и штрафу.
Составлено во дворце шестнадцатого числа текущего месяца.
Подписано: Мушир».
Недовольный ропот раздался в ответ на новый побор, равный приблизительно пяти французским сантимам с человека.
— Хорош новый налог! — воскликнул один старый турок, который, однако, давно уже должен был бы привыкнуть к финансовым капризам падишаха.
— Десять пара! Цена полчашки кофе! — подхватил другой.
Начальник полиции, хорошо знавший, что в Турции, как и всюду, пороптав, все же будут платить, уже собрался уйти с площади, когда господин Керабан приблизился к нему.
— Итак, новый налог для всех, кто захочет переправиться через Босфор? — спросил торговец.
— По указанию Мушира, — ответил начальник полиции.
Затем он прибавил:
— Как? Это возражает богач Керабан?
— Да, богач Керабан.
— У вас-то ведь все благополучно, господин негоциант.
— Все благополучно… как и у собирателей налогов. Итак, это постановление подлежит исполнению?
— Безусловно… Сразу же после оглашения.
— И если сегодня вечером я захочу отправиться… в Скутари на моем каике, как я делаю это обычно?..
— Вы заплатите десять пара.
— И раз я переправляюсь через Босфор и утром и вечером?
