— Вы на меня сердитесь?
— Ничуть.
— Значит, и правда неважно ваше дело.
— Неважно.
— Я сбегаю за врачом.
— Хватит с меня и порошков. Сходите в аптеку, там вам что-нибудь дельное присоветуют.
Лали потрогала у Сидролена лоб.
— Ого, да вы горите как в огне.
— Да, я уж тут намерил тридцать девять и девять.
— Сбегаю-ка я за врачом.
И она тут же скрылась.
Сидролен вздрогнул и задремал.
Вскоре Лали появляется вновь. Врач спрашивает, какая у больного температура. Сидролен отвечает, что у него где-то в районе тридцати девяти и девяти десятых. Врач пишет что-то на листке бумаги и исчезает.
Лали появляется.
Сидролен напихивается лекарствами.
Он закрывает глаза, но снов не видит.
Пьет какие-то горячие штуки.
Сквозь густой пар от горячих штук до него доносится голос Лали:
— Вы не говорили месье Альберу, что вам нужна сиделка.
Она смеется. Сидролен изображает бледную улыбку и закрывает глаза.
Герцог д’Ож, сир де Сри и виконт де Прикармань, в просторечье именуемый Пешедралем, подъезжают к Байонне.
Время от времени Сидролен открывает глаза.
Глотает время от времени лекарства.
Чувствует себя каким-то размякшим и размокшим.
Кстати, именно поэтому самое тяжкое для него — ходить в туалет. Ползет туда чуть ли не на карачках. Лали хочет поддержать его. Он отказывается. Она говорит:
— О, я-то знаю, что это такое.
Сперва Сидролену стыдно, потом, опроставшись, он об этом забывает.
В общем-то, жизнь у него не такая уж плохая.
Он спрашивает себя, как там Лали выходит из положения, ведь она — новичок на барже. Но судя по всему, она из положения выходит, так что Сидролен успокаивается и закрывает глаза.
Ему случается и засыпать.
В Байонне трое спутников расстаются. Герцог д’Ож и виконт де Прикармань, в просторечии именуемый Пешедралем, продолжают свой путь в Испанию. Контрабандисты наверняка помогут им перейти границу.
Сидролен чувствует себя получше. В иллюминатор заглядывает солнечный лучик. Приятно сознавать, что на свете есть хорошие медики и хорошие медикаменты. Лали приносит ему очередную горячую штуку для питья и порошки, — это не последние, но, вполне возможно, предпоследние.
Лали говорит:
— Вам как будто начинает легчать.
— Вроде бы.
Сидролен пока осторожничает в своих прогнозах.
Октябрь близится к концу. Все и вся провозглашают:
— Необыкновенная осень!
Термометр, погруженный в атмосферную тень, показывает почти летнюю температуру.
Сидролен выбирается на палубу — полежать в шезлонге и погреться на солнышке.
И тут они наконец являются узнать, как его дела. Теперь-то, конечно, дела идут как нельзя лучше. Они — то есть дочери — с любопытством разглядывают Лали. Они не третируют ее, нет. Но на своего отца тоже смотрят с любопытством.
— А на вашей загородке опять надписи, — сообщает Люсет.
— Зачем тебе понадобилось огорчать его?! — говорит Сигизмунда.
— Хотите, я пойду замажу их? — предлагает Йолант.
— Ты испачкаешь свой совсем новый костюм, — говорит Бертранда.
— Спасибо, — говорит Сидролен, — сам справлюсь.
Лали пошла принести чего-нибудь — промочить горло дамам и господам.
Бертранда говорит Сидролену:
— Ты должен купить ей телевизор. Ей же скучно будет сидеть тут с тобой. Особенно по вечерам.
— Откуда ты знаешь? — говорит Люсет Бертранде.
— Не дури! — говорит Сигизмунда Люсету.
— Он не так уж не прав, — говорит Йолант Сигизмунде.
— Оставьте же папу в покое, — говорит Бертранда всем троим, а потом обращается к Сидролену: — Послушай меня, купи ей телевизор!
Лали возвращается с напитками, потом тактично исчезает.
Бертранда одобрительно замечает:
— А она ничего, эта малышка.
— В ней есть класс, — говорит Люсет.
— Вот балда, — говорит Йолант, — можно подумать, ты в этом что-нибудь смыслишь.
— Подфартило тебе! — говорит Сигизмунда Сидролену.
— Ну, теперь, когда мы убедились, что все в порядке, — говорит Бертранда, — можно и домой.
Они сидят еще немножко, допивая напитки. Потом возвращаются к разговору о телевизоре. Бертранда настаивает:
— Купи ей телек. Заодно и сам развлечешься.
— Да и просвещает, — говорит Йолант.
Они так увлеклись разговором о телевидении, что уходят не очень скоро.
На следующий день объявляется Ламелия.
