Аббат Биротон остерегся развивать эту тему, и в тишине, последовавшей за речью герцога, ясно послышались голоса Пигранеллы и Белюзины, распевавших рондо, которое предстояло написать Карлу Орлеанскому: «Зима, старуха злая...». В конюшне Сфен и Стеф аккомпанировали им, насвистывая тот же мотивчик.
— Ваши дочери, кажется мне, нынче в веселом расположении духа, — заметил аббат Биротон, пытаясь таким образом отвлечь внимание герцога от своей персоны.
— Да, — ответил герцог, — я их выдаю замуж.
— Всех трех?
— Всех трех.
— И даже Фелицу?
— И даже Фелицу. Видишь ли, Биротон, с тех пор как я овдовел, мои малышки совершенно лишены общества. Но теперь, благодаря интригам, в которые я замешался, у меня появились друзья и союзники; конечно, все они — трусливые бабы, как я тебе уже говорил, но среди самых трусливых из этих баб я выбрал троицу молодых дураков, коим и всучил свою тройню: Пигранеллу — сиру де Сри, Белюзину — графу де Коси, а Фелицу — видаму де Плакси. Ну, и, как говорится, с плеч долой! Надеюсь, нам удастся сыграть свадьбу до прихода королевских ОМОНОвцев.
— Коих вы намереваетесь поколошматить?
— Теперь, когда у меня завелись пушки, я никого не боюсь!
И герцог д’Ож потер руки, выказывая признаки живейшего удовлетворения, как вдруг лицо его омрачилось.
— Ну так как же с этой всеобщей историей, о которой я тебя спрашивал давным-давно, — я ведь до сих пор не получил ответа.
— Что именно хотите вы узнать?
— Что ты думаешь о всеобщей истории в общем и об общей истории в частности. Я слушаю.
— Ох, как я утомился дорогою! — сказал капеллан.
— Потом отдохнешь. Вот скажи-ка мне насчет этого собора в Базеле, — относится ли он ко всеобщей истории?
— О да! Это всеобщая история в общем.
— А мои пушечки?
— Это уже общая история в частности.
— А свадьба моих дочерей?
— Ну, это разве что история событийная. Микроистория, так сказать.
— Чего-чего? — взревел герцог д’Ож, — Это еще что за микрохреновина? Ты, часом, не напился ли на радостях?
— Благоволите простить меня, мессир. Я, видите ли, устал. Да и перенервничал тоже. Эти ваши ядра ужасны, — поистине дьявольское изобретение!
— Да ты же их только что освятил, бездельник!
— Пушки — да, но не ядра.
— Ах ты, мерзкий лицемер! Прочь с глаз моих, не то я тебя зарежу!
Онезифор исчезает.
Герцог обходит дозором укрепления, оглядывает горизонт, свободный от неприятеля, поглаживает бомбарды и кулеврины, поздравляет вояк. И даже произносит коротенькую речь:
— Если капеллан вздумает убеждать вас, что это, мол, дьявольское изобретение, отвечайте ему так: имей мы артиллерию во времена крестовых походов, Гроб Господень давным-давно перешел бы в руки христиан.
Сказав это, он было спускается в кухню, чтобы взглянуть, не осталось ли там чего-нибудь вкусненького, но по дороге внезапно меняет маршрут и приказывает позвать пред свои очи дочерей.
Эти три юные особы тотчас являются к нему. Сперва они горячо благодарят отца за веселое развлечение, которым он их потешил, бомбардируя и кулеврируя аббата Биротона и дьякона Рифента, затем почтительно осведомляются об отцовских намерениях в отношении даты их бракосочетания. В ответ герцог осведомляется, кончат ли они когда-нибудь болтать, чтобы он мог открыть наконец рот. Пусть они насчет замужества не беспокоятся, продолжает он, все уже готово, сеньоры женихи спешат сюда во весь опор, что же до королевских солдат, то для их встречи припасены миленькие пушечки, и, если враги осмелятся явиться под стены его замка с д’ожононом, их сокрушительное поражение лишь украсит собою свадебную церемонию. Сочтя, что сказано вполне достаточно, герцог приказывает тройняшкам немедленно осчастливить его своим отсутствием, а иначе горе им, после чего возобновляет начальный маршрут. Пока он взбирается на верхушку д’ожнона, дабы проверить, не появились ли по соседству с замком королевские лучники, его дочери спешат на поиски капеллана, которого и обнаруживают на кухне, где он укрылся с целью ободрать и съесть несколько вяленых сельдей, орошая их при этом кларетом. Девицы жадно интервьюируют аббата, но тот вынужден признаться, что бессилен пролить свет на интересующий их вопрос и может лишь порекомендовать им поручить свои души Господу, творя благочестивые молитвы.
