— Не скучаешь ли о жене, о детях?
Лицо китайца окаменело, чуть дрогнули веки.
— Что же будет с семьей за твое дезертирство из армии?
— Наш шеньши может оставить ее совсем без земли. Он такой злой, такой злой… Крестьяне уверяют, что ему, спящему, заползла когда-то в рот змея и поселилась в его теле. С тех пор шеньши, выполняя все желания заползшего в него гада, сам стал хуже змеи.
От костра летели в стылое небо и гасли искорки-светлячки. Лиственки будто отодвинулись от шалашей гольдов, шагнули на огонь — погреться хотят… Из водной расщелины, оттуда, где Амур раздвигал надвое хмурый урман[26], начал выбеливаться мутный рассвет.
Ранжуров потер ладонью лоб, соображая, как ему спрашивать об Айгуньской крепости. «Может не ответить, а то еще наврет… согрешит против правды. Муравьев потом взыщет с меня же. Ну да ладно. Как-то же надо…».
И тут как раз китаец увидел капсульное ружье у Цыцикова и смотрел на ружье, не отрываясь.
— Спроси, что он знает про такое оружие?
Оро заговорил с китайцем и стал переводить.
— Про капсульные ружья они слышали, но в руках держать не довелось. У них в крепости ружья с фитилями, и тех немного. Да и выпалы делать из них мало кто умеет, хотя выбранных застрельщиков-фитильщиков обучают каждодневно всю осень… после уборки полей и огородов.
— Обучают только по осени? — спросил Ранжуров.
Заметив недоверие на лице Ранжурова, Цзян Дун пояснил, что зимой холодно, а солдаты одеты легко, весной да и летом они обрабатывают земельные участки офицеров.
— В чем же тогда видят в вашем государстве главное достоинство солдата?
— В меткой стрельбе из лука, — подумав, ответил китаец.
— И как же они стреляют, ваши солдаты?
— Отдельные солдаты и даже роты… Отлично стреляют из лука.
— Ну, а все войско? — Ранжуров широко развел руками, показывая, о чем он спрашивает.
— Манджурские восьмизнаменные войска очень плохо владеют луком… да и копьем, — неожиданно заявил китаец.
— Может ли это быть? — не поверил Ранжуров.
— Китаец: никого никогда не обманывал. Китаец всегда говорил одну правду. Грешно на меня худо думать. — Цзян Дун приложил ладони к груди и поклонился.
Старшина здешнего племени сказывал, что в Айгуне ты был приставлен к пушкам. Верно ли это? И много ли там пушек? И стреляли ли вы по мишеням?
Цзян Дун сказал, что пушки в крепости чугунные и медные, а числом не более пальцев на, руках и ногах у одного человека. И тут же добавил, что редкая пушка пригодна для стрельбы.
— Давно ли были учебные стрельбы?
— Китаец ответил, что осенью. Не все пушки кидали ядра до северного берега реки Черный дракон[27]. Две батареи вывезли поближе к реке — в поле, помучились изрядно…
Ранжуров вызнал, что обычных лафетов в крепости нет, пушки артиллеристы привязывали веревками к деревянным брусьям, уложенным плашмя на землю, а иные стволы ставили на одноколках. Чтобы не вышло сильного отката, колеса до половины зарывали. Пристрелка велась на глаз.
— Много ли солдат в карауле на городской стене? — поинтересовался Ранжуров.
— Для караульной службы, — перевел Оро, — каждая рота выделяет до десяти солдат. Но дежурят не все Не зря говорят, что когда много каменщиков, дом у них кривобокий. По ночам выходят трое, а то и двое от роты. Остальные записываются в лодыри. Восьмизнаменные солдаты жалуются, что не привыкли долго стоять на посту в темноте, да и стрелять многие не умеют.
Появился у костра старшина Панда, уходивший позаботиться о ночлеге для гостей. Ранжуров ночевать отказался.
— Орла зовет высота, мужчину — дорога, — уклонился он от прямого спроса, почему буряты спешат.
Позади старшины прятались девушки в платьях из дабы, в берестяных шапочках. Когда на углях вспыхивал сухостой, на платьях девушек высвечивались не то птички, не то цветочки.
— Мои дочери, — проговорил старшина. — Эта вот Хунгалика, а эта Гаки.
— Червяк и Ворона, — перевел Оро.
— Почему такие некрасивые имена у красивых Дочерей вождя байну?
— Племя боится злых духов. Здесь редкий ребенок выживает. Панда придумал… У Гольдов считается, что злые духи пуще всего боятся червей в гниющей рыбе. А мало ли гниет рыбы при спаде воды… Злые духи зато уважают ворону, поедающую такую рыбу. Панда уверен, что его дочери остались живы только потому, что носят имена Хунгалика и Гаки.
