Когда-то я мечтала, что он будет бегать за мной и пожалеет о том, как со мной поступил. Но я ошибалась. Майкл не стал бы бегать за любой девушкой, будь она даже последней женщиной на земле.
Нет, не стал бы.
— А я тебя не помню, — быстро нашлась я, уплетая курицу.
Майкл резко перевел взгляд на меня, вскинув одну бровь. В воздухе буквально повис его непроизнесенный вопрос «да неужели?».
— Тебе напомнить? — вдруг задал вопрос он, глядя на мои губы. А точнее прямо на то, как я пытаюсь запихнуть себе лапшу в рот, но вся она не залазит и что-то падает обратно в коробочку. Прекрасная картина.
Его вопрос звучит двусмысленно в сочетании с его коварной усмешкой соблазнителя, крепким телом и низким шепотом. Но меня это больше не берет. Правда…
— Напомнить о чем? — я гордо вскидываю подбородок, чтобы Майкл понял — его «флирт» или что сейчас происходит между нами не имеют для меня никакого значения. Я вообще сомневалась в том, что смогу когда-либо принадлежать мужчине. Не потому что никогда не захочу, а потому что…я чувствую, что Ник все время рядом.
Наблюдает за мной.
Как ни странно, сейчас, сидя рядом с Майком, я как никогда чувствую присутствие Ника в этой комнате. Даже холодок побежал по коже от мысли, что его душа где-то здесь, восседает прямо на спинке кресла, на которой развалился Майкл.
— Проехали, — он выкинул опустевшую коробочку в урну и перевел взгляд на меня. — Так почему тебя пришлось расшатать? Почему ты не хотела начинать ходить? Это странно. Знаешь, когда я оказался здесь, я очнулся и понял, что хочу бежать отсюда что есть сил. А ты…добровольно здесь. Нравится больница?
Если бы он знал правду, он бы все равно меня не понял. Даже если я расскажу Майклу о том, что потеряла любимого мужа, он только пренебрежительно хмыкнет, ибо человеческая жизнь, кроме его собственной, не представляет для данного субъекта никакой ценности.
— Я боюсь высоты и знала, что буду часто падать, — опять сарказм, но с долей правды.
— Все чего-то боятся.
— Но не ты, — я снова поднимаю глаза на него, и мы переглядываемся.
Тишина между нами становиться плотной, от этого напряжения в воздухе даже дышать стало труднее.
— Я ничего не боюсь, кроме как потерять свободу, ты права, Мика, — он произносит мое имя медленно, лениво, нараспев. Будто ему нравится его произносить.
— В смысле потерять свободу? У тебя проблемы с законом? — неудивительно, с его-то образом жизни.
— Нет, дело не в этом. Я не занимаюсь ничем незаконным — да я боец, но все легально. Был бойцом, — добавил он, помолчав. — Я боюсь, что кто-то будет принимать решения за меня. И я перестану быть собой. Я хочу жить так, как хочу именно я, — последнее предложение он сказал с невероятной злостью и поставил им твердую точку.
Странные у него мысли в голове. Кто еще может принимать решения за него? Мы всегда сами принимаем решения и несем за них ответственность. Даже я со временем осознала, что за тот случай между нами в школе, только я несу ответственность. Я по своей глупости доверилась Майклу, а он не оправдал моих ожиданий. Во всей этой ситуации были виноваты только они – мои ожидания.
— Живи, как хочешь. Только вот не понимаю, зачем ты ко мне сегодня пришел. За ужин спасибо, конечно, но знаешь…ты был очень груб со мной сегодня.
— А ты привыкла, что с тобой… — он вдруг наклонился, облокотившись на свои колени. Его лицо стало ближе ко мне, и я с ногами забралась на кровать. — Нежатся?
Мне стало не по себе. Было в Майкле что-то темное одновременно и что-то, что вызывало в нем интерес. По крайней мере, теперь он разговаривал, его речь была полна и осмысленна.
А не то что раньше — «драться и трахаться».
Не успела я ответить ему что-то колкое, как он снова положил ладони на мои ноги. Они были очень горячие, я чувствовала это всей кожей даже через тонкую ткань лосин.
— Я знал, что если не накричу на тебя, ты так и будешь делать по маленькому шажку в день. Я тренировал людей. Я тренировал детей. Маленьких боксеров для соревнований. Это как тренировать собак. Чтобы была дисциплина, нужно разозлить, нужно замотивировать. Ты разозлилась, когда я назвал тебе слабой, не так ли? И захотела доказать мне обратное. И теперь я чувствую, как в твоей ножке забурлила жизнь. Скоро ты выйдешь отсюда на своих двоих.
