— Неплохо, — ответил Степан Кирович. — Вот только, на мой взгляд, следовало бы подробнее разъяснить, как, когда и каким образом собирать и высушивать растения. Или статью отдельную об этом написать и тоже распубликовать в газетах. А так — ничего.
— Я подумаю, — согласился Крылов, обрадованный поддержкой.
Мысль о воззвании пришла к нему, когда он разбирал посылку Троеглазова. Григорий собрал немного, но это были растения редкие, преимущественно лекарственные. В тетрадочке, вложенной в посылку, он сообщал о способах заготовки этих растений, хранении и применении при различных заболеваниях. Все было исполнено с таким тщанием и любовью, что Крылов, помимо печали о судьбе так рано ушедшего из жизни юноши, испытал и глубокую радость от соприкосновения с трудом чистым и бескорыстным. А сколько их, таких юношей, живущих сейчас на просторах Сибири! Нет, не одинок ботаник Крылов в своей мечте о создании на этой земле подлинной науки! Объединиться бы… И он решил написать. Рассказать о Гербарии, который он задумал создать при университете.
Основа уже есть — собственная коллекция из Пермской и Казанской губерний. Да плюс обширная коллекция с Тарбагатая, из Семиречья, собранная сибирским ученым и путешественником Григорием Николаевичем Потаниным. Эту коллекцию Крылов разыскал в пыльных кладовых мужской гимназии и реального училища. Спас от неминуемой гибели. Да Флоринский еще обещал отдать две небольшие, но ценные коллекции. Одна из экспедиций шведа Нильса Норденшельда, исследователя Шпицбергена и Гренландии, на корабле «Вега» прошедшего северные берега Сибири. Другая — швейцарские растения, собранные Траутшольдом в Альпах.
И это лишь начало. Мертвые в мире почили, дело настало живым…
Крылов верил: никогда не пересохнет светлая река по имени Сибирская Ботаника, истоки которой, он чувствовал, начинаются здесь, в Томске. Надеждой тому — вот эта скромная посылка, последнее дыхание безвестного студента Григория Троеглазова. Как не быть сибирскому Гербарию, коль скоро живые души переходят в него? Быть! Так же, как стоять в веках белостенным корпусам сибирского университета.
Здравствуй, родное светило…
Ясным днем на высоком ступенчатом уступе гарнизонного Лагерного сада над Томью, или, попросту говоря, в Лагерях, разгорелось народное гуляние. Люди все прибывали, словно вода во время паводка. Относительно высокая плата в пятьдесят копеек никого не останавливала. Даже бедные ремесленники, работный люд, принарядившись, — молодежь парами, семейные с детьми и женами — громко требовали у главных ворот проходной билетец. Всюду царило небывалое возбуждение, ошеломляюще гремел военный оркестр — 22 июля 1888 года город отмечал долгожданное открытие Императорского томского университета.
К этому историческому событию генерал Федор Алексеевич Нарский, военный губернский начальник, постарался на славу украсить Лагеря, пришпорив специальным приказом по гарнизону декор-фантазию своих подчиненных. Подновлены три клумбы с флоксами, окрашены беседки и качели. Заполнен водой фонтан посреди парка, и тонкие струйки его потянулись вверх. Дорожки притрушены толченым кирпичом.
Гуляющих в этот вечер ожидали два сюрприза. «Детская гимнастика» — площадка для физического развития детей, затея Владислава Станиславовича Пирусского. Выпускник Московского университета врач Пирусский, прибывший недавно в Томск, был горячим поклонником идей Лесгафта. Как и Петр Францевич Лесгафт, Пирусский убежден в необходимости физических занятий для детей и юношества, он мечтал о строительстве специального здания-манежа для таких занятий, о том времени, когда вместо пивных и торговых рядов будут сооружаться катки да беговые дорожки. Мечта мечтою, а для начала, дабы увлечь недоверчивых городских жителей, Владислав Станиславович на собственные средства соорудил вот эту «Детскую гимнастику» — с качелями, с поднятыми на столбики бревнами для хождения, с опилочной яминой для прыжков. Расчет его оказался верным — возле площадки все время толпился народ.
Второй приятный сюрприз: красивый прудик с беседкой в русском стиле, украшенной берестой. Рядом на холмике сооружен настоящий каменный грот, к нему перекинуты лирические мостики с перилами. Всюду в продуманном беспорядке разбросаны диванчики, обшитые также берестой уютные столики. В довершение ко всему сад иллюминирован плошками и цветными фонарями.