Уникум Потеряева - страница 11

— Ах, кла-ад? Извольте немедленно выйти вон.

Жалость к себе достигла крайнего предела. Только что бабка-идиотка добрых двадцать минут морочила голову, теперь вот еще один сумасшедший… Мелита потерла виски успокоительным бальзамом, омахнула лицо платочком. И после всех этих манипуляций крайне удивилась, что посетитель все еще сидит перед нею на стуле, и не собирается, кажется, покидать кабинет.

— Подите же прочь, гражданин. Я не занимаюсь предполагаемыми кладами и тому подобной мистификацией.

— Но клад действительно есть! — подскочил Валичка. — И вы, в свою очередь, не забывайтесь. Я не профан, я окончил два факультета. Вы должны выполнять свои служебные функции. Есть клад, нет его, — это, в конце концов, не ваше, мое дело! Я ведь не приглашаю вас его искать. Я лишь прошу дать четкий и обоснованный ответ: имею я на него права, как наследник, или нет? Со ссылкой на закон — и, пожалуйста, без этого… без вашего…

— Все клады являются собственностью и принадлежностью государства, — фыркнула Набуркина. — И никаких прав наследования на них не передается! При находке вы немедленно должны сдать его государственным органам. И вам должны будут причитаться двадцать пять процентов его стоимости.

— Ах, та-ак… — Валичкина радость была значительнее огорчения: двадцать пять процентов все-таки больше, чем если бы пришлось все делить между многочисленной роднею! — Вот это вы мне сказали хорошее дело. Спасибо. Теперь я эту Потеряевку всю, как крот, изрою…

— Ройте, ройте, — злорадно сказала Мелита. — Да только попробуйте потом не заявить в компетентные органы: как пить дать загремите за решетку!

«Ой, наверно, жулик», — подумала она, и на всякий случай осведомилась:

— Вы где работаете?

— А что такое? — удивился посетитель.

— Да мне кажется, — врала Мелита, — что я где-то вас видела раньше… в театре ли, в ресторане, не помню… где-то в хорошем месте.

— Если вы видели меня в театре или ресторане, — рассудительно произнес Валичка, — то это еще отнюдь не значит, что я там работаю. Впрочем, моя работа на людях и для людей. Вы на пожарной выставке никогда не бывали? Не смею больше задерживать-с-с…

Пятясь и раскланиваясь, он удалился из кабинета. Мелита проводила взглядом его округлую фигуру, облаченную в модный костюм, мелькающие из-под штанин грязноватые желтые носки, и с гневным смешком придвинула микрофон, чтобы вызвать очередного посетителя.

В сумерках коты темными тенями с сиплым воем бредут по гулким железным крышам. Весна!

В ухоженной, где невозможно даже и подумать о малейшем беспорядке квартире Лизы, Лизоли, — Набуркина говорит расслабленно, отхлебывая сухое винцо:

— Опять орел этот, дурак, будет сниться всю ночь. Как-кая чепуха! Днем глупость, ночью глупость…

— Почему глупость? — возражает из глубокого кресла подруга. — Тебе же ясно было сказано: орел — это радость, слава и богатство.

— Ах, брось, Лизоля! Какая радость, какое богатство! Была радость — съездить летом на море, да и ту отобрали.

— Все дорого, все дорого… — шелестит голос.

— Ко мне приходил сегодня какой-то толстый дурак, — представляешь, собирается искать клад! Откуда он такой нарисовался? Это не страна, а сущий цирк. То-есть, он даже якобы знает, где он находится, и хотел выяснить, что ему полагается по закону. С утра до вечера бедлам, сумасшедший дом! — Мелита шмыгает носом и трет пальцем виски.

— Гуру, Учитель, — в Лизолином голосе величайший трепет, — говорит, что это Закон жизни. Продавцы не любят покупателей, милиционеры — преступников, должностные лица — просителей. За то, что все они, волею обстоятельств, вырывают личность из состояния «самости», вынуждая ее расщепляться, раздваиваться, не давая возможности оставаться наедине со своим «я».

— Слушай, какой там клад? — вдруг продолжила она чрезвычайно деловитым тоном. — Кто, говоришь, к тебе приходил?

— Ах, ничего я не знаю, Лизоль! И гражданина того видела в первый раз. Изрядный, скажу тебе, грубиян.

— Да не об этом речь, глупая Мелитка! Что за клад, откуда, это-то он хоть сказал тебе?