Езод наслаждался этим прекрасным мгновением. Напряжение спало, и его мысли наполнились воспоминаниями, от которых на сердце возникла сладкая грусть.
Прошла уже не одна тысяча лет с того момента, когда из Пламени Жизни родились он и Офидиэль. В один и тот же день, в одно и то же время — с разницей лишь в несколько минут. Они были братьями. Одновременно похожими и непохожими друг на друга. Долгие годы они росли вместе и плечом к плечу выстаивали в любых битвах, до того самого момента, когда произошла катастрофа: их силы, противоположные друг другу, прорвались наружу сквозь все ментальные заслоны.
Езод навсегда сохранил в памяти то, как выглядел побежденный и лишенный сил Офидиэль — когда его сослали в лес Тинкинблу. Метатрон приказал ему сопроводить брата к месту его заключения. Не рассказав о произошедшем и не объяснив причины, Метатрон унизил Офидиэля физически и морально, приговорил к вечному изгнанию в северной части леса. Почему так случилось, неизвестно до сих пор. Говорили, что Метатрон поступил так, потому что хотел, чтобы Офидиэль до конца своих дней чувствовал себя виновным в том, что уже нельзя исправить. В том, о чем никто не знал.
Как новый глава Ангелов-Наставников, Езод без промедления исполнил приказ. Он отвел своего брата туда, где не было ни души — только черные леса.
За всю дорогу Офидиэль не произнес ни слова. Он брел еле-еле, уставившись в землю, как будто еще не отошел от гнева Метатрона: глаза его были полузакрыты, а губы сложены в страдальческую усмешку.
Езоду до сих пор было горько вспоминать то, что он обязан был бросить своего брата. Это была не жалость к нему, а скорее какое-то неприятное чувство, будто Езод был виноват в том, что произошло с братом: он не только не смог пресечь бунтарские намерения Офидиэля, но и не сумел уговорить Метатрона простить его.
Но Езод не держал на него зла. Даже если тот собирался вечно скрывать от него причину своих действий, Езод понимал, что это было сделано, чтобы защитить Сефиру и установить в ней мир. И Метатрон поступил правильно: он наказал Офидиэля самым жестоким образом. Даже более жестоким, чем смерть. Он обрек его на одиночество, на бессмысленное и бесцельное существование. Отняв у него силы, Метатрон отправил его в лес Тинкинблу и наложил на него заклинание Невозвращения: дороги должны были постоянно смещаться и менять направление — и этот живой лабиринт спустя некоторое время снова приводил Офидиэля туда, откуда он шел. Так был повержен самый могущественный ангел Сефиры, и так на смену старой эре пришла новая.
Езод никак не мог забыть выражение лица Офидиэля. Он так и не поднял глаз. Даже когда брат попрощался с ним и обнял его — будто в последний раз. Он остался недвижим и был по-прежнему суров и замкнут в себе. Но в глазах его горел огонь ненависти — он пообещал отомстить.
В эту самую минуту Езод решил превратиться в дракона. Он хотел убежать, свободно взмыть в воздух, стать более сильным, уверенным, более дальновидным, чтобы не допустить больше тех ошибок, которые совершил его брат. Он сконцентрировался — на мгновение — и превратился в прекраснейшего из драконов. И тут же улетел, оставив позади мрачный лес. Это место, теперь уже проклятое, всегда будет напоминать ему о прошлом. И не проходило дня, чтобы он не спросил себя — а могло ли все случиться иначе?
— Посмотри, какая сегодня звездная ночь!
Голос Уники настиг его в самый неподходящий момент.
Езод не почувствовал, как она приблизилась к нему. Вокруг нее всегда было облако энергии — поэтому каждый ангел в Сефире мог чувствовать ее приближение. Но Езод сейчас был слишком погружен в свои воспоминания, чтобы заметить ее.
— Это ты?.. Значит, Утренняя Комета не несет с собой ничего хорошего…
— Ты прав. Мы говорили с Оракулом и теперь знаем, что опасности не избежать, — Уника обеспокоенно вздохнула.
— Что предсказала Аллибис?
— Офидиэль возвращается, — без промедления ответила Уника.
Перед глазами Езода возникло окровавленное тело брата. Он не мог забыть. А еще не мог забыть его злобную саркастическую усмешку.
— Не знаю, как ему это удалось, но, похоже, он возвращает себе былое могущество, — сказала Уника, прочитав его мысли. — Он впитал в себя силу природы, которая все эти годы окружала его, и готов к войне.