В этот миг, словно прочтя его мысли, Эшли аккуратно сложила льняную салфетку, положила ее возле тарелки, наклонилась вперед, поставив локти на стол, а подбородок положив на руки, — словом, заняла боевую позицию.
— Ладно, Каллахан. Мы пообедали. Выпили. Очень мило побеседовали о том, победят ли «Филадельфийцы» на чемпионате в следующем году.
— Их вратарю, должно быть, часто икалось в последние полчаса, — добавил Логан, надеясь потянуть время.
— Не перебивай, пожалуйста. Обсудили мир во всем мире и выяснили, что оба мы против войны. Я узнала, как ты в двенадцать лет сломал руку. А ты узнал, что по биологии у меня были одни пятерки, а вот экзамен по испанскому я сдала только с третьего раза. Не пора ли перейти к тому, ради чего мы, собственно, сюда явились?
Очень медленно и аккуратно Логан сложил салфетку, тоже поставил локти на стол, положил подбородок на скрещенные руки и ухмыльнулся.
— Не знаю, как ты, Эшли, а я сюда явился для того, чтобы еще раз тебя поцеловать. Я об этом весь день мечтал. И еще, не скрою, хотелось полюбоваться, как ты из последних сил сдерживаешь свой буйный темперамент. Вот как сейчас. Ты ведь меня растерзать, готова, верно, Эшли?
Она уронила руки и со стоном откинулась на стуле.
— Каллахан, ты невозможен, и сам это знаешь! — И тут же улыбнулась, невольно обводя пальчиком губы, словно оживляя в памяти этот поцелуй. — А здорово было, правда?
— Здорово?! И это все, что ты можешь сказать? «Здорово»! Мне‑то казалось, что у тебя богатый словарный запас! Я бы сказал, это было потрясающе. Сногсшибательна. Немыслимо. Это открыло мне новые горизонты и заставило задуматься о смысле жизни… Или, ты считаешь, я слишком много значения придаю обычному поцелую?
Эшли опустила глаза и принялась играть вилкой.
— Нет, Каллахан, — ответила она наконец, — не слишком. — И тут же добавила, вздернув подбородок: — Но это еще не значит, что ты мне нравишься! Просто я… я… я тебя больше не ненавижу.
— Что ж, это радует.
У стола появился официант со списком десертов. Оба отрицательно замотали головами. Когда официант собрал посуду и исчез, Логан заговорил снова:
— Но в понедельник, когда я снесу с лица земли Дом Сэндлера, ты снова меня возненавидишь, верно? Эшли долго молчала, вертя в руках вилку.
— Не знаю, — призналась она, наконец, так тихо, что Логан едва ее расслышал. — Все так запуталось! «Историческое общество» не сможет восстановить дом — у нас нет таких денег. А на наш запрос о гранте правительство ответило отказом. Вот если бы с этим зданием были связаны какие‑нибудь исторические события… Я все местные архивы перерыла — надеялась, вдруг узнаю, что здесь останавливался Вашингтон или что‑нибудь в этом роде! Ничего. Прошлым летом устраивали сбор средств на ремонт Дома Сэндлера — тоже бесполезно. У простых людей нет лишних денег, а богатых и важных бизнесменов история не интересует. А потом город продал пустырь вместе с Домом Сэндлера компании, для которой вы строите на этом месте фабрику… Ой, прости. Центр телекоммуникаций.
— Ты ведь понимаешь, почему мы хотим возвести его именно здесь? — спросил он. — Сэндлеры знали, где строить дом. Это прекрасное место — акров на сорок вокруг лучше не найдешь! Давай я немного расскажу тебе о нашем проекте, — продолжал он, поудобнее, устраиваясь на стуле. — Знаю, ты ненавидишь уродливые дома‑коробки, окруженные автостоянками. Я их тоже терпеть не могу. И наш Центр будет совсем другим! Наша команда долго работала над этим проектом, и, кажется, нам удалось создать нечто, в самом деле, необычное. Представь: сказочный терем из светлого дерева и красного кирпича. Вместо скучных плоских крыш — высокие коньки и островерхие башенки. С западной стороны, где дом выходит на склон холма, устроим подземный гараж — чтобы автомобили не портили вид. Совершенно новый принцип использования пространства. Мы хотим соединить модерн с классикой, внешнюю привлекательность со строгой функциональностью… Впрочем, я, кажется, увлекся, — извинился он.
— Нет‑нет, мне нравится. Очень нравится. Одного не понимаю: как ты можешь создавать красоту и в то же время ее губить? Точнее, губить то, что когда‑то было прекрасно.