Рыцарь. Птицы нам не отвечают. Я очень разочаровался в птицах. Они всегда заводят одну и ту же канитель, твердят странствующему рыцарю, что лгать — дурно. Я пытаюсь их заинтересовать. Спрашиваю, как они поживают, хорош ли выдался год в отношении линьки или кладки яиц, утомительное ли дело высиживать птенцов? Ничего не получается. Они нас не удостаивают ответа.
Август. Меня это удивляет применительно к жаворонку, сеньер… Жаворонку должно бы нравится изливать душу.
Рыцарь. Высокий ворот не позволяет рыцарю разговаривать с жаворонками.
Август. Но если так, что же привело вас в эти места, ведь отсюда редко кто возвращается!
Рыцарь. А как ты полагаешь? Разумеется, женщина.
Август. Я не стану вас расспрашивать, сеньер.
Рыцарь. Почему же? Напротив! Ты будешь меня расспрашивать, и немедленно! Вот уже тридцать дней, как я не говорил о ней, Август! Не думаешь же ты, что я упущу удобный случай наконец-то поговорить о ней, раз уж мне повстречались две человеческие души!.. Спрашивай! Спроси как ее зовут, да поживее…
Август. Сеньер…
Рыцарь. Спрашивай, если ты и впрямь намерен узнать ее имя!
Август. Как ее имя?
Рыцарь. Ее зовут Берта, рыбак! Какое прекрасное имя!
Август. От души говорю, великолепное!
Рыцарь. Другие зовутся Анжелика, Диана, Виоланта! Кто угодно может называться Анжеликой, Дианой, Виолантой. Но только она, одна-единственная заслуживает свое гордое, трепетное, волнующее имя… И ты, Евгения, наверно, хочешь знать, хороша ли она?
Евгения (которая входит). Хороша ли она?
Август. Речь идет о Берте, о графине Берте, бедная моя жена.
Евгения. Ах, вот что! Хороша она?
Рыцарь. Евгения, наш король повелел мне закупать для него лошадей. Вот почему я остаюсь барышником даже с женщинами. От меня не ускользнет ни малейший изъян. У помянутой мною Анжелики на большом пальце правой руки ноготь неровный. У Виоланты золотая блестка в глазу. В Берте все совершенно.
Евгения. Мы донельзя рады этому, сеньер.
Август. Должно быть, красиво, когда золотая блестка в глазу?
Евгения. Что ты вмешиваешься не в свое дело, Август!
Рыцарь. Блестка? Не думай так, любезный хозяин. День-другой эта блестка тебя позабавит. Тебе забавно будет запрокидывать лицо своей Виоланты под лунным светом, целовать ее при огнях факелов… На третий день ты ее возненавидишь, уж лучше бы — подумаешь ты, — чтобы в глаз моей дамы попала мошка!
Август. А как это выглядит? Как зернышко слюды?
Евгения. Ты нам действуешь на нервы со своими блестками! Не мешай говорить рыцарю!
Рыцарь. Верно, славный мой Август! Откуда такое пристрастие к Виоланте? Когда Виоланта сопровождает нас на охоту, ее белая кобыла постоянно сбивает себе колени. Это красиво, белая кобыла с кровоточащими коленями, особенно, если присыпать ссадины угольным порошком. Когда Виоланта несет в покои королевы подсвечник, она вечно ухитряется поскользнуться и упасть на каменные плиты. Когда старый герцог берет Виоланту за руку и рассказывает ей веселую историю, она начинает плакать…
Август. Виоланта? Плакать?
Рыцарь. Насколько я успел узнать тебя, Август, ты думаешь спросить у меня, что делается с блесткой в глазу, когда человек плачет?
Евгения. Разумеется, он думает спросить об этом сеньер. Он упрям, как осел!
Рыцарь. Он будет думать об этом только до той поры, как увидит Берту… Потому что вы приедете на свадьбу, любезные хозяева! Я вас приглашаю! Берта поставила единственным условием нашего брака мое возвращение из этого леса. И если я вернусь, то лишь благодаря вам… И ты увидишь свою Виоланту, рыбак, увидишь ее большой рот, ее маленькие ушки, ее греческий носик, каштановые волосы, увидишь, как она выглядит рядом с моим черным ангелом!.. А теперь, добрая Евгения, принеси мне заварную форель… Она переварится!
Дверь отворяется, появляется Ундина.
