Священник прервал дальнейшие расспросы и возгласы удивления; он зажег и поставил на стол венчальные свечи и велел жениху и невесте подойти. Короткими торжественными словами он соединил их, старики благословили молодых, и юная невеста задумчиво и с легкой дрожью склонилась на плечо рыцаря. И тут вдруг священник молвил: — Какие вы, право, чудные люди! Что ж вы толковали мне, что вы одни здесь на острове? Все время, пока я совершал обряд, в окно напротив меня глядел внушительного вида высокий человек в белом плаще. Он, должно быть, все еще стоит у двери, если вы пожелаете пригласить его в дом. — Упаси боже! — сказала хозяйка, вздрогнув, старик молча покачал головой, а Хульдбранд бросился к окну. Ему и самому показалось, будто он видит белую голову, которая сразу же скрылась в темноте. Он убедил священника, что тому все это почудилось, и все дружно уселись за стол.
О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ В СВАДЕБНЫЙ ВЕЧЕР
До и во время венчания Ундина вела себя тихо и благонравно; зато теперь все диковинные и дерзкие причуды, клокотавшие в ней, словно бы с силой выплеснулись наружу. Она донимала своими выходками жениха, родителей и даже высокочтимого пастыря, когда же хозяйка дома попыталась одернуть девушку, рыцарь остановил ее, с серьезным видом напомнив ей, что Ундина — его жена. Между тем ему и самому было не по себе от ребячества Ундины; но ничего тут было не поделать — ни знаки, ни покашливание, ни укоризненные слова не помогали. Всякий раз как новобрачная замечала недовольство своего любимого — а это было не однажды — она, притихнув, подсаживалась к нему, гладила его, улыбалась, шептала ему что-то на ухо, и хмурое чело его прояснялось. Но сразу же какая-нибудь взбалмошная выходка увлекала ее, и вновь начиналась все та же шутовская возня, еще хуже прежнего. Наконец, священник молвил очень серьезным и вместе с тем дружеским тоном:
— Мое милое юное дитя, хоть на тебя и нельзя смотреть без восхищения, однако подумай все же о том, как бы вовремя настроить свою душу в лад с душой твоего избранника.
— Душа? — рассмеялась в ответ Ундина. — Это звучит красиво и для большинства людей служит, быть может, поучительным и полезным уроком. Ну, а если у кого и вовсе нет души — скажите на милость, как же ее настроить? Со мной вот именно так и обстоит!
Священник умолк, глубоко задетый этими словами и, исполненный благочестивого негодования и скорби, отвернулся от девушки. Она же с вкрадчивой улыбкой приблизилась к нему и молвила:
— Нет, сначала выслушайте толком, а потом уж хмурьтесь, ведь ваш сердитый вид причиняет мне боль, а вы не должны причинять боль ни одному созданию, которое само не сделало вам ничего дурного. Потерпите немного, и я объясню вам, что я хотела сказать.
Казалось, она готовится начать длинную речь, но вдруг запнулась, как бы охваченная внутренней дрожью, и разразилась потоком горьких слез. Окружающие не знали толком что с ней делать и молча глядели на нее, каждый со своей тревогой в сердце. Наконец, она молвила, вытерев слезы и серьезно глянув на священника: — Душа — это, должно быть, что-то очень милое, но и очень страшное. Боже правый! Не лучше ли, святой отец, и вовсе не иметь ее?
Она вновь умолкла, как бы в ожидании ответа. Слезы ее перестали течь. Все, кто был в комнате, поднялись с мест и в ужасе отступили. Она же не сводила глаз со священника, черты ее выражали робкое любопытство, и именно это и наводило такой ужас на окружающих. — Тяжкое, должно быть, бремя — душа, — продолжала она, не дождавшись ответа, — очень тяжкое! Ибо уже сам приближающийся образ ее осеняет меня страхом и скорбью. А мне ведь было всегда так легко, так радостно!
И она вновь залилась слезами и скрыла лицо в складках своей одежды. Тогда священник подошел к ней, лицо его было строгим. Он обратился к ней, заклиная ее всеми святыми отбросить обманчивую оболочку лучезарной кротости, если за ней скрывается недоброе. Она же опустилась на колени, повторяя вслед за ним святые слова, славя господа и клянясь, что никому на свете не желает зла. Наконец, священник сказал рыцарю: — Я оставляю вас, юный супруг, с той, с кем я вас сегодня обвенчал. Насколько я могу судить, в ней нет ничего дурного, но много странного. Я препоручаю ее вашей осмотрительности, любви и верности.
