– Боюсь, что вы и так можете вскоре лишиться многих из них, – холодно произнесла я. – А что касается вашей репутации… По-моему, три заявления о факте мошенничества с вашим участием – это все-таки многовато.
– А что, они подтверждены? – живо спросил Ногатенко и вскочил со стула.
Видно было, что он занервничал и очень заинтересовался мною, хотя и старался этого не выдавать и держаться уверенно.
– Во-первых, для крушения реноме совершенно необязательно юридическое подтверждение, – охладила я его. – Вам ли не знать, с какой скоростью в нашем небольшом городе распространяются слухи. Особенно если их сообщает уважаемая газета «Репортер Поволжья». Стоит появиться статье с заголовком «Нотариус-оборотень» или примерно таким, как вся ваша репутация летит к чертям. Во-вторых, факты легко могут и подтвердиться. Кстати, майор Игольников просил передать вам привет, а также приятные новости: в ваших делах появились новые свидетели, и теперь ваши дела предстали уже в ином свете… А с майором Игольниковым, думаю, вы успели познакомиться хорошо и знаете, что он землю готов рыть.
– Это вам Максим Петрович сказал? – поинтересовался нотариус, глаза которого продолжали беспокойно бегать.
– Мы давно дружим, – сказала я. – И сотрудничаем. Так что вам лучше отделаться малой кровью и рассказать мне о беседе с Бобровым. Тем более что он сам не возражает против вашей откровенности. И тогда могу сказать майору о том, что вы ведете себя как добропорядочный гражданин, готовый оказывать посильную помощь органам правозащиты!
– Я безмерно уважаю Максима Петровича, – быстро заговорил Ногатенко. – И могу вам только сообщить, что он заблуждается на мой счет! При всем моем почтении, Максим Петрович склонен в каждом нотариусе или юристе видеть мошенника! Стереотипное мнение, знаете ли! – Он улыбнулся. – И если он хочет, чтобы я помог вам, я, конечно же, охотно это сделаю. Тем более что и скрывать-то там особо нечего. А может быть, хотите кофе с коньяком? – Он пристально посмотрел мне в глаза.
– Не стоит отвлекаться от беседы, – отказалась я. – Тем более что, кроме вас, его некому подать. Не будем терять время.
– Ну, как знаете. А я вот, признаться, люблю коньячок, – приторно улыбнувшись, начал он пространные разглагольствования. – Хотя сейчас так редко встречается настоящий. Один суррогат! Вот, помнится, был я в Испании…
– Лев Сергеевич, так что насчет Боброва? – перебила я его.
– Ах да! – Нотариус легонько стукнул себя по лбу и рассмеялся. – Совсем я стал старый, болтать люблю… Мне дома, в сущности, и поговорить-то не с кем. Я, знаете, даже попугая завел. Не поверите, по вечерам с ним разговариваю. М-да.
– Меня интересует Бобров! – требовательно повторила я.
Ногатенко вздохнул и погладил свою лысеющую голову.
– Бобров позвал меня на встречу, чтобы обсудить наследственные дела, – наконец произнес он хоть что-то по делу.
– Так, отлично, а поподробнее? – попросила я.
– Он спрашивал совета, как разумнее разделить наследство между ближайшими родственниками.
– И что же вы ему посоветовали? – прищурившись, посмотрела я Ногатенко в лицо.
Тот закатил глаза и медленно произнес:
– Так как были некоторые нюансы, я вынужден был дать совет в соответствии с ними.
– Какие нюансы? Какой совет? – чуть не рявкнула я. – Меня волнуют подробности, я вам уже сказала!
– Бобров хотел отделить часть своего состояния сыну, – не глядя на меня, сказал Ногатенко. – А нюансы состоят в том, что умирать Всеволод Евгеньевич в ближайшее время не собирается, а хочет продолжать здравствовать, чего мы все ему от души желаем, а Михаилу он хотел отделить долю именно сейчас. Дело в том, что Миша вырос несколько инфантильным молодым человеком, но, знаете, это сейчас такое распространенное явление среди молодежи, просто настоящий бич. Есть даже такое понятие – «дети-бумеранги», может быть, слышали?
Так как я молчала, Лев Сергеевич вынужден был продолжить:
– Так вот, Миша не очень оправдал надежды Всеволода Евгеньевича, который является человеком деловым и которого я безмерно уважаю и как бизнесмена, и как общественного деятеля, и даже как отца своих детей. Но тут, увы, матушка Михаила внесла свою горькую лепту, да простит она меня, что упоминаю об этом за глаза, но…
