Тогда она вернулась в комнату. Часы показывали четверть первого ночи. За окнами плыла сырая мгла. Ира подняла бутылку, в которой оставалось немного жидкости, и сделала два больших глотка, чтобы смыть соленый привкус во рту. Клейн внимательно наблюдал за нею из облюбованного им кресла.
– Где Максим? – спросила она тихо.
– Он задержался. Что с вами случилось?
– По-моему, мне приснился сон. Или это был не сон… Вы только что вошли?
– Да, пять минут назад. Что вам приснилось?
– Меня насиловали двое. А перед этим они искали дискеты.
– Ну, нельзя же быть такой впечатлительной! Клейн показал ей сумочку. Она не могла представить себе, как сумочка попала в его руки. Да это было и неважно.
Она направилась в ванную и сбросила халат. Осмотрела свое тело, включая самые интимные места. Увидела несколько незначительных царапин и кровоподтеков. Ранки на языке и губах. Словом, ничего такого, чего нельзя было бы сделать собственными пальцами, зубами или ногтями…
Она попыталась рассмотреть в зеркале свою спину. И похолодела. На коже между лопатками проступил сложный рисунок из тонких линий порезов. Причем, на таком участке, до которого Ира никак не могла бы добраться.
Она открыла холодную воду и подставила под струю голову. Замерла надолго, цепенея и чувствуя, как медленно отступает тошнота…
Что ж, по крайней мере, теперь она одна во всем мире знала, отчего умер Виктор Строков. Если, конечно, не считать убийцы.
На месте водителя никого не было! Машина уходила от преследования, визжа шинами и зависая на двух колесах, но при этом рулевое колесо вращалось само собой, а рычаг переключения скоростей бесшумно перескакивал из одного положения в другое. Слабо светились шкалы и указатели на приборной доске.
Голиков решил, что на сегодня с него достаточно, и обессиленно откинулся на спинку сидения. Некоторое время он «прислушивался» к своим ощущениям. Кровь пропитывала рукав рубашки и нижнюю часть штанины. Тяжело пульсировало сердце; шум в голове нарастал и казался гулом приближающегося реактивного самолета. Макс так устал, что его охватывало полное безразличие ко всему. «Домой, домой!..» – нашептывало отступающее сознание. Но возвращаться домой было еще слишком рано и опасно. Кто знает, куда везла его эта дьявольская машина?
Через узкое и наклонное заднее стекло можно было увидеть немного. Макс покосился по сторонам в поисках зеркал заднего вида, но не нашел ни одного. Пришлось все-таки обернуться, и в подрагивающей амбразуре он узрел снопы света, выбрасываемые фарами преследующих его машин.
На паршивых харьковских дорогах преимущества его тачки были почти неощутимы. Она резко брала с места, но не могла разогнаться и до половины своей максимальной скорости даже на прямых участках. Люди в «мерседесах» и «вольво» пока держали ее в пределах видимости. Вероятно, у них были радиотелефоны, и они могли без проблем связаться друг с другом. Охота началась.
Всю кавалькаду вынесло на узкую Пушкинскую улицу. Сильный удар, с которым колеса встретили трамвайные рельсы, потряс Макса так, что у него лязгнули зубы. К счастью, в этот час улица оказалась не слишком многолюдной. Тем не менее, здесь все же можно было отыскать три-четыре машины на каждой стометровке.
Металлический призрак, внутри которого скрючился перепуганный человек, понесся под уклон, демонстрируя слалом высшего класса. Панорама улицы металась перед глазами Макса, словно на экране взбесившегося компьютера. Влюбленная парочка, проскочившая перед бампером, могла отправляться утром в церковь ставить свечку – смерть действительно была как никогда близко…
Вылетев на площадь, «призрак» с ревом пронесся мимо стайки такси и по полосе встречного движения устремился к Московскому проспекту.
До Голикова стало доходить, что «умная» машина, похоже, неплохо знает дорогу к его дому. Гонка увлекла его настолько, что он почти позабыл о боли и своем отчаянном положении.
Фар сзади поубавилось. Он не мог видеть, как один из «мерсов» занесло на крутом повороте и после удара о бордюр швырнуло в стену кафе. Тачка Макса проходила повороты безошибочно. В верхней точке Харьковского моста ее колеса оторвались от асфальта…
