Отправив жену с дочерью отдыхать в Ялту, Пишурин уехал на загородную дачу, принадлежащую его теще.
Весь смысл этой искусственной разлуки с семьей заключался в одной важной для него причине: Пищурин решил всерьез заняться литературной деятельностью. За время отпуска он задумал написать приличную повесть на современную тему о жизни молодежи и потом пристроить ее в каком-нибудь солидном журнале.
Тайно пламенеющая страсть — стать настоящим писателем — сначала тревожила его воображение короткими обжигающими вспышками, но в последнее время она вдруг полыхнула в нем целым пожаром, подожгла факел высокой мечты, который не давал ему покоя ни днем, ни ночью, как назревший инстинкт продолжения рода.
Надо сказать, Пищурин уже опробовал свое перо на коротких творениях прозы, приобщаясь к парнасовой ниве. Эти пробы пока напоминали тренировку неопытного альпиниста, нацелившегося на покорение высочайших вершин мира — Чогори, Эльбруса, Джомолунгмы. За два года он довольно легко сотворил три небольших рассказа на бытовые темы. Один из них напечатали в молодежной областной газете, второй — в заводской малотиражке, а третий… С него-то все и началось!
При заводской газете работало литобъединение, которое вел солидный прозаик из местной писательской организации. На последнем заседании он сказал при всех, что тема пищуринского рассказа очень актуальна и если над ним поработать, то может получиться приличная вещица. Эта похвала и сыграла решающую роль в намерении Пищурина.
И вот, пожертвовав отпуском, преднамеренно расставшись с семьей на целый месяц и выпросив позволения у тещи занять дачу, он приехал сюда, уверовав, что истинное творчество требует дачной тишины и затворничества. — Служенье муз не терпит суеты! — часто повторял он известный завет гения.
Жене, мечтавшей об отдыхе на море, в профкоме подвернулась семейная путевка, и она, обрадованная такому случаю, уехала с дочерью на юг.
После дорожных сборов, суеты Пищурин сел в загородную электричку и через полтора часа был на тещиной даче. Чистый воздух, благоговейная тишина дачного лесопарка, солнечный июльский полдень совсем разморили Пищурина. Ему вдруг неудержимо захотелось спать. Он повалился было на диван немного прикорнуть, но девиз «Ни дня без строчки», профонтанировав из-под сознания, заставил его встать. Сварив кофе для поднятия тонуса, выпив пару стаканов этого крепкого напитка, он сел за стол творить.
Усевшись поудобнее на старом стуле, который скрипнул под ним, как старец костью, Пищурин стал читать рассказ, из которого он собрался сотворить приличную повесть, и сразу ужаснулся. Рыхлость фразы, построение предложения по мысли, развитие сюжета — все это показалось ему слабым профессионально, уязвимым для критики. Он понял: повесть придется писать заново и начинать с заглавия. Ну что это за название: «Трудный случай жизни»? Нет! Для настоящего литературного произведения не годится! Он даже самокритично хихикнул: как это можно дать такое серое, жалкое имя своему детищу!
«Заглавие кратко, но в нем весь смысл вещи!» — сказал на семинаре руководитель литобъединения.
Пищурин стал придумывать другое название повести, которое вобрало бы в себя всю широту и глубину содержания производственно-любовной темы. Из десятка сочиненных он выбрал два, наиболее подходящих: «Случай на производстве» и «Труд и любовь». Потом перешел к работе над начальной фразой.
«Начало — это старт!» — учил их литературный наставник.
Пищурин долго бился над стартом повести, пробуя и спокойное, и острое, и даже бурное: «Как-то…», «В этот день…», «В одном рабочем коллективе…», «Все началось у них…» и еще несколько, но все придуманные им фразы для начала, их набралось несколько десятков, никак не давали старта повести.
Исчеркав более двух десятков листов чистой бумаги, вконец запутав свои мысли над выдумыванием «заглавия» и «начала», Пищурин истомленный, будто он таскал полдня на своей спине кирпичи, наконец понял: сегодня у него не пишется — Пегас не везет! Мысли были тяжелы и неповоротливы, как чугунные гири, вялы, как вобла, в них не ощущалось никакого вдохновения. Несколько набросков нового варианта повести оказались хуже старого.