Мои раздумья прерывает громкий стук в дверь.
Вскакиваю с места в страхе, что это Хозяин Боб, но, подойдя к глазку, вижу миссис Слэттер, соседку снизу. Любопытно, что ей понадобилось: раньше она не замечала моего существования.
С опаской открываю дверь.
— У вас слишком шумно, — с порога заявляет она. — Я слышу, как вы тут топочете, словно стадо слонов.
— Я одна, — отвечаю я.
Она заглядывает в квартиру через мое плечо и каркает:
— Точно одна?
— Точно — одна.
— Я иду играть в бинго, но, когда вернусь, вы скажите своим друзьям, что им пора домой. У меня новый слуховой аппарат, и я не ошибаюсь — у вас тут шумновато.
— Миссис Слэттер, честно, здесь никого, кроме… — Она сказала «бинго»? — Вы идете играть в бинго?
— В молодежный христианский клуб. Каждую среду хожу.
— А можно мне с вами?
Миссис Слэттер смотрит на меня так, словно я хочу оглушить ее железной трубой и отнять сумочку.
— Зачем? — спрашивает она.
— Мне нужны деньги на квартиру.
Она разглядывает меня и фыркает:
— Эта молодежь! Вечно живет не по средствам. Ладно. Заплатите за меня — возьму с собой.
— По рукам, — говорю я.
В бинго играют в подвале местного клуба молодежной женской христианской организации, примерно в четырех кварталах от нашего дома. Подвал битком забит сутулыми тетками с голубыми волосами и смазанной красной помадой. Куда ни глянь, всюду тяжелые жемчужные серьги и домашняя одежда.
— Вы ставите меня в неловкое положение, — шипит миссис Слэттер, когда я пытаюсь зажилить обещанные тридцать пять баксов на карточки бинго.
Я неохотно расстаюсь с последним наличным кредитом по «Мастеркард», мы берем свои карточки и садимся за длинный стол.
Карточки бинго — огромные, почти как плакаты, с громадными буквами и цифрами (для слепых, наверное). Напротив нас за столом сидят две женщины с десятком карточек и гигантскими маркерами, выпущенными специально для бинго.
— Фифы, — бормочет миссис Слэттер.
Реклама на стене подвала гласит: «БИНГО — НА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ». На какую благотворительность, не уточняется. Подвал насквозь пропах кроссовками и нафталином, у меня сейчас начнется приступ аллергии. Я потираю нос, стараюсь пореже дышать и пытаюсь сосредоточиться.
Ведущий, мужчина средних лет с сияющей лысиной, в трико цвета лососины и тесной футболке, подходит к микрофону объявить начало игры; микрофон оглушительно пищит, но, похоже, это никому не мешает.
— Начнем первый раунд, — провозглашает мистер Лососевые Штаны радостным голосом телевизионного шоумена. — Сегодняшний джекпот — пять тысяч долларов.
Сзади какая-то женщина громко ойкает.
— Ослица, — ворчит миссис Слэттер, вынимает из сумочки фломастер и склоняется над лотерейной карточкой.
Шары лежат в погнутой проволочной клетке, которая выглядит так, будто по ней кто-то потоптался: она опасно перекосилась влево, сбоку вмятина.
— Б-1. Первый номер Б-1. Все слышали? Б-1 — наш первый номер. «Б» как бабочка и один как цифра один, — объявляет ведущий с энтузиазмом диджея на радио, пыхтя в микрофон.
— Бинго! — выкрикивает какая-то женщина.
— Спокойно, спокойно, — поднимает руку мистер Лососевые Штаны, — с одного шара бинго не бывает! — Он хохочет стаккато. — Иначе это было бы нечто. Правда? Правда, друзья?
Никто не отвечает.
— Итак, наш первый номер Б-1. «Б» как бинго. Ха. Ха. И один как цифра один.
Мистер Лососевые Штаны с грохотом переворачивает проволочную клетку и вынимает еще один шар.
Сидящие перед нами женщины нависли над своими бесчисленными карточками, в каждой руке — по два маркера.
— Н-32. Следующий номер Н-32. «Н» как Нэнси. Тридцать два как тридцать. Два.
— Бинго! — вопит та же женщина.
— Болезнь Альцгеймера, — еле слышно бормочет миссис Слэттер.
— Уведите ее, кто-нибудь! — выкрикивают в зале.
Может, это мое будущее. Прямо здесь. Игра в бинго. Каждую среду.
От этой ли мысли или от плесени в подвале, но я чихаю. И не просто чихаю, а три раза подряд.
Тут я вспоминаю, что если меня постигнет какая-нибудь жуткая болезнь — скажем, внезапный приступ астмы, — то медицинской страховки у меня нет. Меня не возьмутся лечить в больнице. И к своему терапевту, к которому нужно записываться за четыре недели, обратиться не смогу. Мне не помогут даже в ветлечебнице. Я хуже чем беженец. Я как прокаженная. Я не существую, я в изгнании. Точно не знаю, что происходит с теми, у кого нет страховки, но уверена: медсестры выкинут твое тело на обочину, как только это выяснится. А если ты все-таки ухитришься пробраться в больницу, то вместо лечения правительство заберет все твои яйцеклетки и оплодотворит их чужой ДНК, как в «Секретных материалах».
