— Эмилио поедет с нами? — спросила она. Как ни странно, но ей нравилось, что Диллон обнимает ее за талию. От него веяло силой, и находиться рядом с ним было приятно.
— Нет. Он вернется, чтобы помочь бабушке ухаживать за Бланкой и ее новорожденным.
— Разве он не должен быть в школе?
— Должен, но он все равно туда не пойдет. — В голосе Диллона слышались одновременно злость и печаль.
Удивленная его беспомощностью, Джесси полюбопытствовала:
— Эмилио твой родственник?
— Нет, просто друг.
Диллон сказал что-то Эмилио по-испански. Тот засмеялся и принялся эмоционально отвечать. Видимо, это могло продолжаться очень долго, и Диллон, улыбаясь, подозвал его к себе. Мальчик подошел, не переставая говорить. Его лицо расплылось в улыбке. Затем он развернулся и, смеясь, побежал прочь.
— О чем это вы? — спросила Джесси. Ее любопытство вновь заставило замолчать протестующий внутренний голос.
— Не думаю, что тебе будет приятно это услышать. — Диллон по-прежнему улыбался. — Эмилио считает, что ты очень красива.
Джесси улыбнулась:
— Весьма любезно.
— Еще он считает, что мне надо поскорее жениться на тебе, пока ты не уехала. Джесси невольно отпрянула.
— Что-что?
— Он хочет, чтобы я его усыновил. А это проще, если я женюсь.
— Ах так! Значит, на моем месте может быть любая женщина, неважно кто.
Ничего себе комплимент. Джесси почувствовала обиду.
— Да, но ты действительно ему понравилась.
Обычно он ждет, пока я познакомлюсь с женщиной поближе, и только потом предлагает мне на ней жениться.
Они остановились около машины, выделявшейся выцветшей голубой окраской и отсутствием колпаков на колесах.
— Мы пришли, — сказал Диллон. Не зря ли она это делает? Перспектива ехать куда-то вдвоем с Диллоном не вызывала восторга.
— Правда, я лучше вызову такси.
— Все нормально.
Диллон открыл дверь и ждал, пока она сядет.
Внутренний голос просто кричал об опасности. Не отваживаясь взглянуть на Диллона, она забралась-таки в машину. Неловко повернувшись, сверкнув загорелыми коленками, она наконец устроилась и, не выдержав, подняла голову.
Как и следовало ожидать, Диллон пристально смотрел на нее. Его глаза, черные и таинственные, встретились с ее карими. Затаив дыхание, они смотрели друг на друга, кажется, целую вечность. Но Диллон сделал шаг назад, чары развеялись, и сердце Джесси снова забилось.
Она кляла себя, что так расчувствовалась. Надо было собраться, еще лучше разозлиться, но это никак не удавалось.
Какому Диллону верить? Тому очаровательному, милому с обезоруживающей улыбкой, которого она видела несколько минут назад. Или тому, который разглядывал ее сейчас то ли с интересом, то ли с презрением.
— Ты не проголодалась? — спросил Диллон, садясь за руль и поворачивая ключ зажигания. — Лично я умираю с голоду.
Расхлябанный двигатель зашипел, закашлял и наконец чихнул, возвращаясь к жизни. Диллон повернулся к ней с просящей улыбкой.
— Терпеть не могу есть в одиночестве. Честное слово, очень не люблю!
Джесси прекрасно понимала — надо отказаться, но устоять не смогла.
— Я и вправду немного проголодалась.
— Отлично! Я очень на это надеялся. Началась медленная изнурительная езда по узким запруженным улочкам городской окраины. Диллон полностью сосредоточился на дороге, оставив Джесси наедине с ее мыслями.
Горячий и холодный, даже огненный и ледяной. Он был самым непонятным человеком, с которым ей когда-либо приходилось встречаться. Она никак не могла разобраться в своих эмоциях. Почему такое смятение? Ведь он для нее лишь посторонний человек, не более. Скоро она расстанется с ним навсегда. Конечно, он непонятен и опасен, но таких очень трудно забыть.
— Джесси, — мягко сказал Диллон, — я хочу извиниться. — Он коснулся плеча, и этого прикосновения было достаточно, чтобы сердце Джесси громко забилось и она полностью забыла о подстерегающей ее опасности.
— Здесь все говорят по-испански, — со вздохом продолжил он, — и когда я приезжаю сюда, то совершенно забываю, что не все говорят на этом языке.
— Что?!
Она удивленно повернулась к нему. Значит, вместо того, чтобы извиняться за свое враждебное отношение к ней, он, видите ли, извиняется за испанский!
