– Спасибо!
Это все, что мы сказали друг другу за целый день. Мы почти не разговариваем. Мы друг к другу все еще присматриваемся. Ой, это я присматриваюсь. Он же кажется мне совсем равнодушным. Зачем согласился поехать со мной?
Завтрак – океан с пляжем, обед – пляж с океаном… Мы вместе, хотя и молчим. Мы вместе молчим. Он перебрался под зонт, а я – поближе к воде. Атлантический океан плещется в двух сантиметрах от меня. Я могу его погладить, как кошку. Я приподнимаю голову и вижу, что Саня прикрывает плечи футболкой. А на нос он приклеил бумажку. Плохо быть рыжим.
И таким молчаливым.
А вот от этого плохо мне.
Целый день мы провалялись на пляже. После обеда футболку Саня снимал только перед тем, как заходить в воду. А уж накупались-наплавались мы вдоволь. В Атлантическом океане! Суперпотрясно!
Красиво затухал день. Огромное ясное солнце опустилось в волны, как поплавок рыбака, – быстро, но беззвучно. Вот оно еще высоко над горизонтом и вдруг – нет его. Мощная зеркальная масса воды блеснула золотом и почернела – наступил тропический вечер.
Пляж охватила темнота. Мгновенно! Потому что экватор близко. Мы до последнего тут валялись. Ничего не стало видно, ни зги. Я на каждом шагу спотыкаюсь, когда мы возвращаемся в отель.
– Дай руку, – вдруг раздается Санькин голос. Где он вообще? Взять его маленькую беззащитную лапку…
– Не нужно, я все вижу, – гордо отказываюсь я.
И ничего я не видела. И продолжала спотыкаться. Внезапно передо мной возник еле различимый силуэт высокого человека. Саня тоже высокий, но он тоненько высокий, а этот силуэт был мощным. Я даже скорее не увидела его, а почувствовала по массе, по теплу, излучаемому его большим телом. На Кубе люди вообще высокие, я еще ни разу не встречала малорослого. А я – тепловизор, как любой человек.
– Могу я помочь вам? – раздалось, казалось, прямо из воздуха. Спрашивали по-английски. Вопрос был по содержанию вежливый, но так как он исходил от крупного мужчины в полнейшей темноте и был неожиданный и громкий, я испугалась. И поскорее схватилась в темноте за Санькину руку.
– No, grasias
[4], – ответил Саня силуэту. Он сжал мою ладонь. Оп! Да рука-то у него вовсе не маленькая и не беззащитная! Рука была плотной, твердой и даже с бугорками мозолей на ладони! Откуда у него мозоли? Идти, держась за Санькину руку, оказалось несравнимо легче.
Почему она показалась мне маленькой в первый день знакомства? Наверно, потому что Саня стеснялся и руку подал вяло, несмело. У него крепкая, нормальная «парнячья» рука.
Раза четыре или пять раздавался рядом с нами этот вопрос:
– Can I help you?
[5]
Помогать нам предлагали вплоть до освещенной аллеи. Спрашивал не один человек – несколько чернокожих помощников. Последний дядя в широкополой соломенной шляпе спросил об этом уже под самыми пальмами, куда достигал свет фонарей. Кубинцев можно было понять! Они искали любого случая, чтобы подзаработать доллар-другой… При зарплате-то в двадцать долларов… Какой же я испытала шок, когда Саня сказал мне об этом!
– А что, тебя это удивляет? – спросил тогда Саня.
– А что, тебя – нет?
– Нет. Мы привыкли, – просто ответил Александр, – мы не удивляемся, а злимся. – Он помолчал и добавил: – Да, мы очень злимся.
Но сейчас нам не нужно было помогать, в чем помогать-то? Мы же не восьмидесятилетние старички, которым трудно передвигать ноги. А таких, надо сказать, тут полно было. Сидели под зонтиками, мазались кремами. Робко заходили в воду, плавали вместе с детьми… Мне жалко смотреть на старых людей. Я всегда отвожу взгляд.
На ужине в столовой канадская бабушка кормила воробья. Он ел прямо из ее тарелки. Она наблюдала за ним добрыми слезящимися глазами, потом взяла со стола булку и стала крошить. Решила, что кашки воробью недостаточно. Надо кушать с хлебом. Крошки разлетались во все стороны, падали на пол. Взъерошенный смельчак принимал угощение как должное, клевал неторопливо, и не ту крошку, которая попадалась под клюв, а позволял себе выбрать. Старая дама явилась в ресторан в растянутой футболке, слегка прикрывающей купальные трусики. Кожа на шее дряблая, растянутая, как и сама футболка. Воробей решил, что с такой нечего церемониться.
