На пляже оказалось немало отдыхающих. Жаркая погода располагала к купанию, вода в озере была прохладной, деревья на берегу давали густую тень. Марин медленно брел вдоль берега, вглядываясь во всех стройных девушек со светлыми волосами. Но ни одной даже отдаленно напоминающей Мону не видел. Ему было жарко, он хотел окунуться, но так как не надел купальные плавки, то решил уйти из зоны отдыха. Миновал пляж, дальше тропинка вела в густые заросли высоких кустов сирени. И Марин двинулся к ним.
Скоро он выбрался на травянистый бережок, окруженный со всех сторон кустами и деревьями. Берег здесь круто обрывался, вода выглядела мутной, к тому же спуск в воду был неудобным из-за выступающих корней деревьев. Видимо, поэтому здесь никого не было. Зато Марина безлюдье вполне устраивало. Он быстро разделся и зашел в воду. Нырнув, поплыл вперед.
Когда почувствовал, что тело хорошо охладилось, повернул обратно. И сразу увидел Мону. Она сидела на пологом стволе дерева у самой воды и выглядела словно русалочка, выбравшаяся на белый свет. Пятнистые тени от шевелящихся на ветерке листьев скользили по ее светло-зеленому платью и придавали ее облику эфемерность. Марин замер, потом резво поплыл к берегу, жарко молясь лишь об одном — чтобы Мона снова не исчезла.
Когда выбрался на берег, она ласково улыбнулась ему и поздоровалась как ни в чем не бывало. Он остановился перед ней, не зная, как себя вести, что говорить. Впервые на него нашло подобное оцепенение при виде девушки, в которую он был влюблен. Обычно Марин не терялся и заливался соловьем, лишь бы достичь желаемого. Но сейчас внутри его бил огромный колокол — его сердце, — и его удары заглушали все вокруг, вызывая сильную дрожь во всем теле. Мона смотрела в его глаза не отрываясь. Затем соскользнула со ствола, и Марин, решив, что она хочет вновь исчезнуть, наконец вышел из столбняка, схватив ее за руки, взволнованно заговорил:
— Я люблю тебя! И умру, если ты опять убежишь!
— Ты не обманешь? — завела она свою любимую песню.
Но Марин не дал ей договорить — схватил в объятия и начал жадно целовать. Мона охотно отвечала. Они опустились на траву под густым кустом…
Примерно через полчаса счастливый Марин лежал на спине и смотрел на листья, трепещущие над ними. Мона прильнула к его плечу. Никогда он не испытывал от физической близости такого острейшего наслаждения, что-то сродни эйфории. И Марин вдруг подумал, что это сделала именно любовь, что она окрасила обычный физический акт в такие необычайно яркие краски.
— Выходи за меня замуж! — сказал он, повернувшись к Моне и заглядывая ей в глаза.
— Не знаю, — тихо ответила она.
— Ты не любишь меня? — помрачнел он.
— Люблю, — быстро произнесла Мона и вновь начала его целовать.
И Марин больше уже ничего не выяснял.
Они стали встречаться ежедневно. Полмесяца пролетели как один день. Правда, Мона категорически отказывалась сообщить, где живет, зато приходила к Марину по первому его зову. И часто оставалась на ночь. Он был счастлив как никогда в жизни. И твердо решил, что женится на Моне. Марин обдумывал, как сказать родителям, планировал, когда они смогут к ним поехать знакомиться. Но он по-прежнему ничего не знал о своей возлюбленной, кроме некоторых ее явных странностей, к которым уже привык. К примеру, она при нем никогда ничего не ела, лишь пила воду; не любила долго оставаться на ярком солнечном свете, объясняя это редкой формой аллергии; ей никто никогда не звонил, но последнее даже устраивало Марина, так как по природе он был ревнив и всегда мечтал, чтобы его девушка принадлежала лишь ему одному. К тому же Мона так и не дала окончательного ответа.
Как-то вечером Марин пригласил ее в ресторан. Мона удивилась и сказала, что не видит смысла в подобном времяпрепровождении. Но он настаивал. Дело в том, что Марин решил сделать ей официальное предложение и хотел обставить все в лучшем виде: он заранее заказал столик в дорогом ресторане и музыкантов к определенному часу, купил колечко с бриллиантом и спрятал его в бутон белой розы, которую хотел эффектно преподнести Моне. Но та категорически отказывалась куда-то ехать.
