— Лайон. — Его имя вырвалось как вздох, исступленный крик, и она сжала его голову обеими руками, будто боясь, что он вдруг исчезнет.
— У тебя вкус свежих сладких сливок, — пробормотал он, пока его губы скользили от одной груди к другой.
Он продолжал эту сладкую муку, пока ее нервы не задрожали, как струны у арфы. Приподняв голову, Лайон обнаружил, что его ласки добавили глянца ее и без того сияющей коже. Он улыбнулся, и, положив руки ей на талию, притянул ближе, пока ее грудь не прижалась к черным завиткам на его торсе. Они оба следили за сближением, а потом подняли друг на друга глаза, и, ощутив, как резонируют их сердца, улыбнулись.
— Ты как сливки… — он склонился к ее лицу, — с медом.
Его рот опустился на ее губы властно, страстно, язык запорхал по всей внутренней поверхности быстро и жадно, будто он действительно собирал мед. Она тянулась вверх и вперед до тех пор, пока не приникла к нему так близко и плотно, насколько это вообще было возможно. Не в силах поверить, что кожа может быть такой гладкой и шелковистой, он снова провел ладонями от плеч к талии. Несколько бесконечных секунд его руки медлили на этом соблазнительном изгибе, а затем, вдруг осмелев, скользнули под рубашку, собравшуюся на талии, и сжали ее бедра, чуть приподнимая Энди вверх. Они замерли. Рубашка, больше не нужная, плавно опустилась на пол. Он поднял ее на руки и понес в дальнюю часть комнаты, где зазывно белела неубранная кровать. Лайон уложил ее на подушки и накрыл своим телом. Оно было тяжелым, твердым и грубым по сравнению с ее мягкостью и гладкостью. Ей нравилось чувствовать эту разницу, но она все еще боролась с собственным желанием, которое горело внутри, будто вулкан накануне извержения.
— Лайон, это неправильно.
— Господи, ты думаешь, я этого не знаю?
Он стал жадно ее целовать, нетерпеливо расстегивая пуговицы на джинсах одной рукой. На мгновение он оторвался от ее губ:
— Хочешь, чтобы мы остановились? Ты можешь остановиться?
Его руки блуждали по всему ее телу, касаясь эрогенных зон, о существовании которых она не знала до сегодняшнего дня.
«Нет, я не могу остановиться», — промелькнула в ее затуманенном мозгу последняя связная мысль. Она сдалась под напором его умелых ласк, нежных рук, он утянул ее в водоворот желания.
— Мы ведь не хотели этого, правда? — спросила она, выгибаясь ему навстречу. — О, Лайон, Лайон…
Он приподнял голову, только чтобы снова увидеть то, что ласкал с такой страстью.
— Какая ты мягкая, нежная. Золотая девочка, — прошептал он нежно. — Прекрасная золотая девочка.
Он вернулся к ширинке на своих джинсах, ожидание было пыткой. Они тихо смеялись над взаимным нетерпением, когда вдруг раздался настойчивый стук в дверь. Смех резко смолк, и возня на простынях прекратилась.
— Энди? — послышался приглушенный голос Грэйси — к счастью, дубовые дверные панели были достаточно толстыми. — Энди, милая, ты уже проснулась?
Энди прочистила горло и попыталась ответить как человек, только что разлепивший глаза:
— Да, Грэйси. Что случилось?
Она не отрывала глаз от лица Лайона, все еще лежавшего сверху. Его грудь расширялась от неровного тяжелого дыхания, как кузнечные меха.
— Твои мальчики уже здесь. Их четверо, они только что приехали на минивэне. Я налила им кофе и сказала подождать тебя внизу.
Лайон тихо, но зло выругался.
— Я сейчас спущусь, — сказала Энди.
— Не спеши, — отозвалась Грэйси. — Я пока накормлю их завтраком.
— Спасибо, — довольно уныло поблагодарила Энди.
Несколько долгих минут они оставались неподвижными, потом Лайон оторвался от нее. Он встал с кровати и быстро застегнул пуговицы, которые еще несколько секунд назад, тугие, сопротивлялись его усилиям. Энди потянулась за простыней и прикрылась.
— Вдруг вспомнили о скромности, мисс Малоун?
Его сарказм начисто прогнал остатки желания и сожаления из-за того, что их прервали.
— Нет, — отбросив простыню, она прошла через комнату и накинула на себя халат.
Он поглядел на нее с насмешкой:
— Так тебе стыдно?
— Ладно. Да! Да! Мне ни за что не следовало позволять тебе прикасаться ко мне, — выкрикнула она, обороняясь.
