Глава 4. И тут наступил вечер
Позавчера приехал канавокопатель, на длинной шее — зубастый ковш, не такой большой, как на экскаваторе, а поменьше. Урчал, урчал — и по всей улице прокопал глубокий ров, траншея называется. Вынул жёлтого песка целые горы. Они такие высокие, что теперь за ними от калитки Матвея детского сада не видно. А траншея такая глубокая, что от рабочих, которые ходят по дну, видны только верхушки рыжих касок.
И вот полетели из глубины синие вспышки — там сварщики сваривают из многих труб одну длинную трубу, длиной во всю улицу, а может, ещё длиннее.
Прадед и Матвей долго стояли на краю траншеи и смотрели вниз на сварщиков в железных масках и как взлетают искры. Они смотрели сквозь тёмные солнечные очки. Сварщики, работая, тоже смотрели в тёмные стёкла, иначе глаза будут болеть — такой пронзительный свет вспыхивает под руками, когда они сваривают трубы. По трубам в детский сад придёт горячая вода: в души, в ванны, в умывальники и в новый бассейн — его скоро начнут строить, Панков сказал. Счастливый Панков, и Дёмочкин, и Пискля тоже — вместе со всеми ребятами будут купаться в бассейне. А Матвей не будет. Потому что он отдельный мальчик.
Зато они с прадедом ходят смотреть электросварку, а ребят из детского сада сюда не водят, может быть, боятся, что слишком много человек свалится в траншею? Или потому, что где же возьмёшь столько очков?
А работа кипит вовсю. Над головами сварщиков, над трубами кой-где через траншею перекинуты мостки, чтобы люди могли переходить. Живут две стороны улицы — как два берега. Берег, где детский сад, — гористый, песчаный, туда канавокопатель навалил горы песка; а тут, где живёт Матвей, осталась зелёная трава.
Но вот все трубы сварили, пришло время их закапывать. Под вечер приехал бульдозер, и бульдозерист сказал Матвею и всем, кто спрашивал, что завтра у него выходной день. А послезавтра он приедет и засыплет траншею песком, свалит в неё песчаные горы, и опять сомкнутся вместе две стороны улицы, и станет она ровной.
— Пока бульдозер пусть тут у вас постоит, — сказал он.
И только он ушёл, началось на улице странное движение. Из всех домов потащили и стали сбрасывать в траншею разное старьё — ящики и ломаные стулья, бутылки и консервные банки, ржавые керосинки, детские велосипеды и старые матрасы. Покидали, покидали и ушли в свои дома.
Матвей очень взволновался: все бросают, а он не бросает!
Прибежал к прадеду:
— Давай, мы тоже чего-нибудь бросим!
— Ну уж нет! Не бывать этим штучкам-дрючкам! — строго откликнулась прабабушка.
Матвей удивился: прадед поддержал прабабушку. Он проворчал:
— Копили-копили барахло сто лет, а теперь обрадовались, вместо того чтобы вывезти на свалку, замусорили землю.
— Свалка далеко, а траншея близко, — прибавила прабабушка.
Матвей подумал и сказал прадеду:
— Засыпят всё песком, а когда-нибудь археологи, такие, как ты, раскопают и скажут: вот мы на каких велосипедах ездили и на каких керосинках готовили, и будет неправильно, потому что у нас — газ.
— Археологи скажут — тут неряхи жили, безобразие, — сказал прадед.
И прабабушка согласилась, что безобразие.
Матвей отправился к бульдозеру на ту сторону. Полазал, потрогал его гусеницы, погладил огромный холодный стальной нож, который сбросит вниз песчаные горы. А когда влез на подножку и стал дёргать дверь запертой кабины, вышел из детского сада сторож, он нёс с кухни два полных ведра с очистками для своих поросят.
Матвей испугался, что заругает, и слез на землю. А сторож подмигнул и сказал:
— Гляди, вон меховая шапка дорогу перебегает!
Матвей обернулся: по мосткам через траншею бежала белка, наверно, собралась пить из знакомой бочки. Матвей улыбнулся: иди, зверёк, иди, там и орехи тебе наготовлены…
— А на машину не лазай, а то уши надеру, — сказал сторож для порядка.
Матвей пошёл путешествовать по песчаным горам. Он лазал, то проваливаясь ногами, то взбираясь на самые высокие вершины. Песок под ним сдвинулся неслышной лавиной, и он мягко и удобно съехал в траншею.
