– А другие полки? Почему они не пришли? Они ведь не могли не услышать выстрелы! – осипшим голосом спросила девочка. Но, говоря это, она тут же вспомнила, каким удивительно пустынным показался ей Большой каменный путь, когда Мемтаз галопом неслась по нему назад к конюшне. Они не встретили ни одной повозки, запряженной осликом и спешащей ранним утром в Мирут из окрестных деревень, ни одних носилок со знатными английскими дамами, ни сонных, медлительных слонов, ни телег, запряженных волами.
– Солдаты хвастают, что убили всех европейцев в Мируте, – сказала ей Ситка. – Надо бежать, пока они не нашли нас! Я уже давно схоронилась здесь, детка. Мемфаисале не повезло. Она думала, что солдаты нас не тронут, что им нужны только хозяева. Но я видела, как они взломали дверь... – Она неожиданно замолчала и тихо и безутешно заплакала, закрыв лицо ладонями.
– А что стало с миссис Персиваль и с моей кузиной?
– Не знаю, что стало с госпожой, – Ситка покачала головой, – но твоя кузина успела убежать еще до того, как солдаты пришли в первый раз. Я спряталась здесь, в кустах, так и не решилась вернуться в дом. – Индианка перешла на шепот, наклонившись к самому уху девочки: – По-моему, убили всех. Всех, Иден-баба, и женщин, и детей. Надо уходить, пока не поздно, потому что, хотя солдаты и пошли на Дели в поисках новой крови, голодранцы из города придут вслед за ними грабить оставшееся. Они тоже жаждут наживы и крови. – Женщина подняла голову, вытерла узорчатым краем сари слезы и, немного успокоившись, посмотрела на бледное, красивое лицо английской девочки, которую любила, как родную дочь, и чьи глаза сейчас были полны ужаса. – Надо уходить, пока есть надежда, piari. В этой одежде ты вполне сойдешь за местного паренька, но надо спешить, если мы хотим спастись...
– Нет, – внезапно ответила Иден. Когда индианка удивленно посмотрела на девочку, то увидела твердую решимость на ее осунувшемся личике и поняла, что спорить бесполезно. – Нельзя уходить, пока мы не найдем Изабел. Надо посмотреть, может, еще остался кто-то, кому нужна наша помощь. И еды надо взять с собой, сколько сможем. Давай хорошенько посмотрим вокруг.
– Давай, – нехотя согласилась Ситка, – но, если увидим солдат или босяков из города, сразу же уходим, обещай мне, детка! – Иден серьезно кивнула. – У меня в Даргунже живет двоюродный брат, – добавила Ситка чуть веселее. – Тебе небезопасно оставаться в Мируте. Пойдем к нему. Он надежный человек, он нас спрячет.
– Тогда надо спешить, – заторопилась Иден. Она осторожно выглянула из укрытия и не увидела ничего, кроме пыли и марева над площадью. Прячась под густыми ветками кустарника, она добралась до ступенек крыльца и, стараясь не смотреть на раздувшееся тело Мемфаисалы, поднялась в дом.
Иден не поверила своим глазам, ей стало нехорошо, когда она увидела, что сотворили грабители с уютными комнатами. Вся мебель в доме была переломана, дорогие портьеры с окон сорваны, картины изодраны, фарфор разбит, антиквариат из большого шкафа разбросан по столовой, а из перевернутого графина на роскошный персидский ковер вылилось бренди, оставив уродливое ржавое пятно.
– Не может быть! – бессвязно шептала девочка. – Не может быть!..
– Скорее, детка! – поторопила ее Ситка, судорожно перебирая содержимое кухонного буфета и спеша наполнить холщовый заплечный мешок.
Иден быстро прошла через переднюю в кабинет полковника и с радостью увидела, что футляр с пистолетом в шкафу не тронули. Она бросилась к нему, но вдруг остановилась как вкопанная. Сердце чуть не выскочило у нее из груди, когда она увидела перед собой распростертое на полу тело...
Миссис Персиваль лежала на спине в окружении широких кринолинов. Ее небольшой рот был приоткрыт: казалось, безмолвный крик застрял у нее в горле. Невидящие глаза смотрели в пустоту. Иден зажала рот рукой и поискала глазами хоть какие-то следы, которые указали бы, как умерла бедная женщина. Девочка простояла так бесконечно долгое мгновение, потом судорожно сглотнула и заставила себя переступить через еще не остывшее тело.
Трясущимися руками она открыла крышку футляра и достала порох и дробь. Ситка, конечно, считает, что важнее еды и воды ничего нет, но Иден не собирается уходить отсюда, основательно не вооружившись.
