Однако на протяжении XVI века идея о сарматских корнях польского народа трансформируется в представление о том, что сарматы являются предками только одного сословия польского общества – шляхты, отождествляемой с польским народом»[186].
Какие же выводы делались на основании мифа о происхождении польского землевладельческого сословия?
«Таким образом, еще на начальном этапе формирования шляхетской идеологии преобладает мотив не общности, а этнической и сословной исключительности. Поскольку власть в польской республике – Речи Посполитой принадлежала шляхте, ограничившей в правах короля и другие сословия, это получало выражение в представлении о дворянстве как о политическом народе – демосе. Ключевым фактором перехода от представлений о народе-этносе к народу-шляхте было изменение социально-политического статуса дворянского сословия в польском государстве в процессе обретения им политической власти. С первыми выборами короля (1573 г.) только шляхтичи могут считаться полноценными “civis” – гражданами Речи Посполитой.
Иными словами, в период генезиса сарматской идеологии, еще сильно мифологизированной, доминирует мотив противопоставления. Поэтому идея об особом происхождении шляхетского польского народа стала аргументом в пользу социальной и политической исключительности дворянства. Сарматский генеалогический миф акцентировал различия, потому оппозиционность к “другому” гармонично сочеталась с консерватизмом, когда речь шла о “своем”.
Особая функция “сарматского народа” в управлении государством обуславливалась его республиканским устройством, идеалом которого выступала Римская Республика. Польская шляхта провозглашалась наследницей традиций античного демократизма, что, впрочем, не вступало в противоречие с обязательством сохранения христианского наследия»[187].
Надо сказать, что протестантские учения различного толка в XVI в. распространились и в Речи Посполитой, особенно среди шляхты и горожан. Но именно в этом государстве контрреформация прошла наиболее успешно и мирно. Причин тому несколько: во-первых, сама католическая церковь в Польше быстро и удачно перестроила формы своей проповеди, стала «ближе простому народу», заговорила на понятном для него языке, используя понятные для него примеры; во-вторых, «материальная поддержка костелов и монастырей также обеспечивала шляхте выгодные условия для карьерного роста их сыновей и дочерей. Есть некая логика в том, что, несмотря на антиклерикальные настроения и интерес к религиозным новшествам, шляхта быстро и легко вернулась в лоно католицизма. Судя по всему, для нее выгоднее было сохранить доступ к духовным должностям и приносимым ими доходам, чем захватывать церковные владения»[188]; в-третьих, активная образовательная деятельность отцов-иезуитов также принесла свои плоды, притянув к католицизму дворянскую молодежь.
У современных польских авторов читаем: «На протяжении первой половины XVI в. шляхта сумела “переделать” государство таким образом, что оно гарантировало ей свободное использование своих привилегированных позиций. Программа экзекуционистов (то есть сторонников ограничения власти монарха. – Б. Д.), правда, не была реализована полностью, но заложила основы для исключительных шляхетских привилегий, получивших название “золотых вольностей”, ибо эти свободы были для шляхты величайшей ценностью. Свобода включала в равной мере гарантии как материальной, так и личной безопасности (свобода вероисповедания, власть над крепостными, политические права); ее нельзя считать анархией, так как Речь Посполитая держалась не на безвластии, а на праве. На самом деле функционирование государства было возможным благодаря скорее присущему шляхте чувству ответственности за судьбы Речи Посполитой, чем упорядоченной правовой системе. Речь Посполитая сформировалась на протяжении XVI в. как государство свободных людей. По мере того, как расширялась ее территория, шляхетское достоинство получали и многие свободные землевладельцы. Это означало, с другой стороны, также расширение отношений зависимости и на другие слои населения. В XVI столетии общество формально состояло из нескольких сословий: шляхты, духовенства, мещанства и крестьянства. Внутренне они были очень разнородны, но границы между сословиями достаточно легко преодолевались. Вместе с тем, однако, существовало деление на господ и подданных, на людей свободных и имевших ограниченную свободу. Шляхта при этом считала себя чем-то большим, чем просто сословием. Она была шляхетским народом. А это означало низведение всех других слоев населения до статуса плебеев, то есть ставило их вне “народа”»