Стоя в гуще леса и стараясь не замечать растущего нетерпения Дэннона, Логэйн в глубине души признавал, что в любом случае он, скорее всего, ничего не сможет поделать. Перипетии ферелденской политики были ему совершенно безразличны. Выжить — вот единственное, что его волновало. Логэйн раздраженно вздохнул, так упорно уставясь в темноту, словно именно в ней таилась разгадка этой тайны.
Дэннон хмыкнул:
— Ты, когда так вздыхаешь, точь-в-точь твой папаша.
— Кажется, я впервые услышал от тебя комплимент.
Верзила презрительно фыркнул и одарил Логэйна уничтожающим взглядом.
— Это вышло нечаянно, — буркнул он и сплюнул на землю между собой и Логэйном. — Слушай, как ты сам сказал, нас это не касается. Может, уже пойдем, а?
Логэйну не нравилось, когда оспаривали его мнение. Он ответил Дэннону таким же уничтожающим взглядом и сделал долгую паузу.
— Хочешь — уходи, — негромко и твердо проговорил он.
Дэннон не тронулся с места, хотя нервно переступил с ноги на ногу. Логэйн почти явственно ощущал, как его спутник в темноте подумывает о своем ноже и гадает, придется ли пустить его в ход и как в таком случае вернуться в лагерь. Логэйн почувствовал соблазн подтолкнуть ход событий. Ему захотелось встать перед Дэнноном и смерить его взглядом с головы до ног. Быть может, у верзилы достанет духу схватиться за нож и попытаться его прикончить.
Воцарилось долгое напряженное молчание, и прерывали его только шум ветра в кронах деревьев да отдаленные выкрики охотников. Логэйн сузил глаза, даже не притронувшись к рукояти меча, и испытал удовлетворение, когда Дэннон первым отвел взгляд.
В этот миг до них донесся звук приближавшихся шагов.
Дэннон с готовностью ухватился за этот повод отвлечься, как если бы их с Логэйном противостояния и не было вовсе.
Кто-то торопливо и неуклюже продвигался по лесу прямо к ним. Кто бы это ни был, он продирался через кусты напролом, расталкивал ветки, в панике напрочь позабыв об осторожности. Лиса, что ли? И конечно же, ей непременно надо было выскочить прямо им под ноги. Если Создатель, как утверждают священники, и впрямь обитает где-то на небесах, у Него воистину неприятное чувство юмора.
Дэннон отступил на пару шагов. Логэйн, вынув из ножен меч, выжидал. Пришелец вывалился из зарослей и замер, уставясь на браконьеров круглыми от страха глазами.
Он оказался совсем молод, ровесник Логэйна, а то и моложе. Белокурые волосы и бледное лицо были заляпаны грязью и — весьма обильно — кровью, и вдобавок в волосах запутались листья, а лицо покрывали свежие царапины. Одет он был явно не для беготни по лесной чаще — одна лишь рубашка, изорванная и покрытая таким слоем грязи, словно добрую часть пути он удирал от своих неведомых преследователей ползком. Руки беглеца тоже были в крови, и похоже, не только его собственной. Кто бы ни был этот человек, ему пришлось убить ради спасения своей шкуры. Логэйн понял, что белокурый пришелец был доведен до грани отчаяния.
Сейчас он припал к земле, застыв, точно дикий зверь, раздираемый нелегким выбором — обратиться в бегство или драться. Голоса, перекликавшиеся у него за спиной в глубине леса, неумолимо приближались. Логэйн медленно поднял руку, показал беглецу открытую ладонь — знак мирных намерений — и вернул меч в ножны. Белокурый юноша не шелохнулся, только недоверчиво сузил глаза. И опасливо метнул взгляд за спину, в гущу леса, откуда вновь донеслись приглушенные выкрики.
— Сматываться надо! — прошипел Дэннон за спиной у Логэйна. — Щенок как пить дать наведет их прямо на нас!
— Погоди, — шепнул в ответ Логэйн, не отрывая взгляда от беглеца.
Дэннон вспыхнул от злости, и краем глаза Логэйн заметил, что в руке его блеснул нож. Примирительно раскинув руки, чтобы успокоить их обоих, Логэйн снова сосредоточил все свое внимание на окровавленном, припавшем к земле незнакомце.
— Кто за тобой гонится? — с расстановкой спросил он.
Светловолосый облизал губы, обдумывая ответ.
— Орлесианские псы, — медленно проговорил он.
Логэйн искоса глянул на Дэннона. Здоровяк скорчил гримасу, но все же было заметно, что участь светловолосого беглеца не оставила его совсем равнодушным. Дэннон, конечно, превыше всего на свете ценил свою собственную шкуру, но в конце концов он, что-то проворчав, смягчился.
