От воспоминаний Мэрика отвлек едва слышный плеск. Он открыл глаза и тут же зажмурился: в крохотное оконце бил нестерпимо яркий полуденный свет. Все расплывалось перед глазами, в голове пульсировала неотвязная ноющая боль. Мэрик поморгал, глаза понемногу привыкли к освещению. Он припомнил, что в лагере было только одно строение — крохотная, сложенная из бревен хижина, в которой никак не могло быть больше одной комнаты. Судя по всему, именно там Мэрик сейчас и находился. Обстановка здесь была скудная — шаткая кровать, стол да пара кучек чего-то, что здорово смахивало на грязное тряпье. Единственным украшением комнаты была резная картинка, висевшая над кроватью, — пламенное солнце, заключенное в круг. Святой символ.
Мэрик расправил плечи, стараясь справиться с болью. Он с удивлением отметил, что лежит под одеялом в одних подштанниках.
— Я тебя разбудила?
Голос донесся откуда-то сбоку. Мэрик повернул голову и лишь сейчас сообразил, что женщина все это время стояла на коленях рядом с ним, у кровати, и полоскала тряпку в тазу с водой.
— Прошу прощения. Я стараюсь не слишком шуметь.
Говорила она степенно и добродушно, а красное одеяние говорило о ее принадлежности к Церкви. Мэрику не часто доводилось бывать в храмах — Церковь давным-давно приняла сторону узурпатора, — однако мать все равно настояла, чтобы он получил должное образование в этой области. Мэрик, как и все ферелденцы, верил в Создателя и чтил жертву Его первой супруги и пророчицы Андрасте. И уж конечно, с первого взгляда мог распознать служителя Церкви. Что делает эта женщина здесь, в лагере изгоев?
— Ваше… преподобие? — Голос Мэрика больше смахивал на хриплое карканье, он откашлялся, отчего боль в голове запульсировала еще сильнее.
Мэрик громко застонал и откинулся на подушку — комната так стремительно закружилась перед глазами, его затошнило.
Женщина сочувственно хихикнула:
— Ох нет, ради всего святого! Незачем меня так величать.
Теперь Мэрик мог лучше разглядеть ее. Годы оставили отпечаток, но в целом обошлись с ней милостиво. Ее вьющиеся светлые волосы давно поседели, вокруг усталых глаз сеткой залегли морщины. И все-таки без труда можно было понять, что когда-то, очень давно, эта женщина была красавицей. Помимо церковного облачения, на ней был золотой медальон — крест Андрасте, обрамленный священным пламенем. Перехватив взгляд Мэрика, женщина улыбнулась:
— Увы, я уже давным-давно лишилась своего места в церковной иерархии.
Она отжала грязную тряпку и вновь принялась протирать его лицо. Прикосновение влаги было прохладным и освежающим, Мэрик прикрыл глаза, покорно принимая заботу. Когда она наконец остановилась, юноша коснулся ее руки:
— Долго я так… провалялся?
Женщина помолчала, глядя на него усталыми серыми глазами. Во взгляде ее светилось сочувствие, но и подозрение.
— Да почти что весь день, — наконец ответила она. Затем ободряюще улыбнулась и ладонью отвела со лба Мэрика пряди растрепанных волос. — Да ты не тревожься, паренек. Что бы ты там ни натворил, здесь тебе пока что ничего не грозит.
— А где это «здесь»?
— Так Логэйн тебе ничего не сказал? — Женщина вздохнула и вновь погрузила тряпку в таз, отчего вода тотчас заклубилась красным. — Ну да чего еще от него ждать? Из этого мальчишки слова не вытянешь. Вылитый отец. — Она весело глянула на Мэрика, словно давая понять, что иного объяснения и не требуется. — Мы в Южных Холмах, у самой окраины Диких земель. Впрочем, думаю, это ты и так знаешь.
Женщина осторожно протерла мокрой тряпкой затылок Мэрика — и он передернулся, пронзенный новым приступом острой боли. Мэрик постарался не думать, насколько сильно ему досталось.
— Названия у этого места нет. Мы просто остановились здесь на время, вот и все. Те, кто живет в нашем лагере, по большей части просто пытаются выжить.
— Как это знакомо… — пробормотал Мэрик.
Тем не менее он сомневался, можно ли на самом деле сравнивать его жизнь с существованием, которое влачила шайка изгоев. Даже будучи в изгнании, Мэрик и его мать повсюду, где бы ни прятались, могли рассчитывать на приличные условия. Отдаленные замки, аббатства, укрытые в горах… Всегда находился какой-нибудь дворянин, готовый предоставить им кров, или просто доброхот, который обеспечивал их в походе просторным шатром. Мэрик всегда горько сетовал на тяготы такого существования, на лишения, скуку и отсутствие свободы. Судя по нищете, которая бросилась ему в глаза по прибытии в этот лагерь, здешние обитатели сочли бы Мэрика везунчиком. И наверное, были бы недалеки от истины.
