Этого не может быть.
А что, если сейчас, в эту самую минуту, ее муж изменяет ей с этой проклятой Светой? Куда его вообще понесло с утра пораньше, почему она должна просыпаться одна в пустой холодной постели?
Слишком много вопросов.
На лестнице между этажами Ульяна почувствовала запах свежего кофе, корицы и чего-то еще, неуловимого, забытого, но знакомого. Вспоминать было бестолково — проще спуститься и увидеть своими глазами.
Богдан и Света сидели на кухне, за столом, друг напротив друга и разговаривали о чем-то в пол голоса по-польски, но стоило Ульяне появиться на пороге, воцарилось молчание.
— Доброе утро, — первая опомнилась Света, вскочила с места, засуетилась у плиты, — что будешь на завтрак?
Ульяна задумчиво плюхнулась на свободный стул и покачала головой.
— Доброе утро, — ласково улыбнулся девушке Богдан, — как тебе спалось?
— Нормально, спасибо… — пролепетала Ульяна и все-таки озвучила то, что вогнало ее в такое недоумение. — Света… ты так хорошо говоришь по-польски… я не знала…
— Спасибо, — откликнулась девушка у плиты не оборачиваясь, налила себе еще чашку кофе.
— Света изучала язык в своем университете, — за нее закончил Богдан, взгляд у него стал отчего-то тревожный, как будто он вспомнил о чем-то неприятном.
— А где ты училась? — зачем-то спросила Ульяна.
— На филфаке, — бросил Богдан и направился к выходу, излишне торопливо, — мне нужно подготовить машину, — объяснил он, — завтра утром поеду в город по делам.
У Ульяны сложилось впечатление, что он избегает ее общества или, может быть, темы образования их домработницы, но первая версия была куда более похожей на правду. Девушка выдавила из себя кислую улыбку и все-таки решилась выпить кофе.
— Филфак — это что? — уточнила она, — философский?
Света поставила на стол две чашки — для Ульяны и для себя, и вернулась на прежнее место.
— Филологический, — поправила ее Света, отхлебнула кофе и прикрыла свои тусклые серо-голубые глаза, напоминающие небеса в дождливый осенний день. Серого цвета в них было намного больше, чем голубого.
— Но почему ты тогда согласилась на такую работу, имея такое образование? — удивилась Ульяна.
Света тяжело вздохнула.
— Я не окончила, — ответила она, — так вышло, что на третьем курсе меня бросил молодой человек. А я в отместку бросила университет, — она как-то неловко улыбнулась и развела руками, — вот такая история.
— Ты жалеешь?
— Да нет, не особо, — беззаботно заявила девушка и поинтересовалась, — может тебе все-таки что-то приготовить?
— Нет-нет, — запротестовала Ульяна, — если я захочу, я сама…
— Богдан Казимирович велел тебя не подпускать к плите, — сказала Света. Ульяна нахмурилась. Некоторое время они помолчали, слушая, как на улице ревет мотор автомобиля. Через какое-то время заскрипел снег, и снова наступила тишина.
Что будет, когда они останутся вдвоем? Нужно подготовить себя к этой неизбежности и мысли о том, что, если Света захочет причинить ей зло, Ульяна даже не сможет даже позвать на помощь. Некого. Ведь все люди уехали из этого поселка — ночью она не видела ни одного горящего огня, ни одного огонька в непроглядной тьме. Кричи — не кричи. Без толку.
— Неужели я настолько больна? — спросила Ульяна.
— Не совсем, — отмахнулась Света, было видно, что говорить об этом ей совсем не хочется. Даже взгляд она отвела в сторону, чтобы скрыть что-то в нем. Значит, настолько. Может быть, Ульяна вообще скоро умрет от опухоли мозга, которая и стала причиной ее амнезии?
— Ты выглядишь встревоженной, — заметила Света. Голос ее был спокойным и даже равнодушным, сложно было понять, действительно ли она беспокоится о Ульяне или просто хочет перевести тему, — ты чувствуешь себя нормально?
— Да-да… — бодро закивала Ульяна и отошла к окну, оставив чашку с дымящимся напитком без внимания, — просто… мне снятся такие странные сны…
Она посмотрела на заснеженный участок возле коттеджа, ровный деревянный забор и дома, видневшиеся поодаль. Пейзаж этот напоминал картинку, слишком правильным и мертвым он был для того, чтобы быть жизнью. И все здесь было мертвым, даже море. И она тоже скоро станет такой же мертвой пластмассовой женой с резиновым лицом. Манекеном без чувств и эмоций, без этих странных мыслей. Решить для себя — хорошо это или плохо — она не могла, но ей очень хотелось почувствовать себя хоть сколько-нибудь нормальной.