— Кто здесь? — крикнула она наконец-то.
Позади хрустнула ветка. Она обернулась и увидела зыбкую фигурку девочки в нескольких метрах от себя. Девочка стояла на дорожке, между сосен спускавшейся к морю, одетая в теплое пальто с капюшоном, который был накинут на голову и спрятав руки в карманы. Лица ее видно не было, только светло-рыжие волосы, выбившиеся из-под шарфа и спокойно лежавшие на груди. Ульяна была уверена в том, что это та самая девочка, которая снилась ей несколько ночей назад.
— Эй… — она неуверенно двинулась к девочке. Чувства ее были смешанными. С одной стороны она поддавалась любопытству и желанию узнать, откуда здесь этот ребенок, чей он, почему она зовет свою мать и делает это по-русски. С другой — внутри ее груди разливалось мягкое, нежное тепло, словно она встретила старого друга или очень близкого ей человека, которого давно потеряла и уже не надеялась найти. С третьей стороны, она боялась, словно ребенок мог причинить ей вред, в нем скрывалась какая-то очень хорошо завуалированная угроза.
— Кто ты? Почему ты здесь? Где твоя мама? — быстро заговорила Ульяна. Девочка молча протянула к ней руки и сделала шаг на встречу. Ветер трепал ее волосы.
— Ульяна! — выкрикнула позади нее Света. Ульяна тут же опомнилась, испугалась удара со спины и посмотрела на домработницу, торопливо двигавшуюся к ней в не застегнутой куртке, без шапки. Так, словно она очень торопилась. В руках она держала топор, тот самый, которым они рубили дрова.
Девушка содрогнулась и попятилась.
— Стой! — проорала Света, глаза ее безумно горели, — да стой ты, не двигайся! А то она бросится…
Последние слова обожгли Ульяну. Она посмотрела назад через плечо и поняла, о чем говорила Света. На том самом месте, где еще некоторое время назад стояла рыжеволосая девочка, звавшая свою мать, была собака, дикая собака. Животное оскалилось, подогнув передние лапы, словно готовясь к броску и в ее застеленных пеленой глазах, читались голод и ярость. Мгновение и она совершит какие-нибудь решительные действия.
— Боже… — обронила Ульяна. По телу разлился парализующий холод. Дикие собаки — были ее сильнейшим страхом. Отчаянным и всепоглощающим. Она теряла над собой контроль, поддаваясь нарастающей панике.
— Не показывай ей свой страх! — скомандовала Света и, размахивая топором, смело кинулась на собаку. Ульяна зажмурилась, не в силах смотреть на происходящее. Она услышала лай, рычание и ругань домработницы.
— Все хорошо, — девушка тронула ее за плечо и только тогда она разомкнула намокшие из-за выступивших слез ресницы. Собаки не было.
— Ты убила ее? — дрожащим голосом спросила Ульяна.
— Нет. Она убежала, — успокоила ее Света. Снег был чистым — ни следа крови, только беспорядочные отпечатки собачьих лап. Ульяна попыталась найти следы девочки, но тщетно, их не было.
Ульяне очень хотелось найти эту девочку, но из-за страха снова наткнуться на бродячую собаку, она не могла выйти из дома. Остаток дня она провела, запершись в своей комнате. Так ей было спокойнее — Света не могла ей навредить.
Она пыталась рисовать, но у нее ничего не выходило, отчего она злилась и с большим упорством снова давила на карандаш. Бесполезно. В ее голове не укладывалось то, каким образом могло получиться так, что она полностью и безнадежно разучилась делать то, что умела всю свою жизнь, чему посвятила столько лет жизни, столько лет учебы и совершенствования мастерства.
Одно она знала точно — это последствия той ужасной аварии и перенесенного ею недуга. Она чувствовала перемены, произошедшие в себе, в своем сознании и они объясняли и потерю некоторых умений.
А может быть дело в опухоли, растущей с каждым днем, в том участке головы, откуда ее никаким образом нельзя удалить? Сегодня она разучилась рисовать, завтра — говорить, послезавтра — потеряет рассудок, будет корчиться в приступах, рыча, как дикий зверь и извиваясь от боли. Почему Света и Богдан стараются избегать разговоров о ее болезни? О чем не хотят ей говорить? Может быть именно об этом?
Ты скоро умрешь.
Как ощущения, когда слышишь эти слова? Когда тебя ставят перед этой неизбежностью. Когда ты понимаешь, что все, что ты не успевал, ты не успеешь уже никогда, что все, что ты не сделал, ты не сделаешь больше никогда. И все ошибки, совершенные за всю твою жизнь — тебе уже никогда не исправить. Слово «никогда» горьким комом застряло в горле.
