Это был один из лучших дней Евы Уилт. У нее были просто дни, отличные дни и другие, которые она называла «один из таких дней». В «просто» дни все шло своим чередом, она стирала, пылесосила гостиную, мыла окна, убирала постели, драила ванну, посыпала антисептиком унитаз, отправлялась в Центр общественной гармонии, где помогала ксерокопировать или разбирать старую одежду к распродаже, иными словами, помогала, как могла. Потом возвращалась домой обедать, после чего шла в библиотеку или к Мэвис, Сюзан или Джин попить чаю и поговорить про жизнь и про то, как редко теперь Генри спит с ней и как она упустила свой шанс, отказав в свое время клерку, который теперь уже управляющий, затем возвращалась домой и готовила Генри ужин. Потом шла на занятия йогой, составлением букетов, медитацией или керамикой, и наконец забиралась в постель с чувством выполненного долга.
В «один из таких дней» все шло наперекосяк. Хотя она делала то же самое, все валилось из рук. Например, сгорал предохранитель в пылесосе, или забивался сток в раковине, куда попал кусочек морковки. В такие дни пришедшего с работы Генри ждало либо молчание, либо град упреков по поводу его многочисленных ошибок и Недостатков. В такие дни Генри обычно особенно долго гулял с собакой и спал беспокойно, то и дело поднимаясь, чтобы пойти в туалет, сводя этим на нет благотворное действие антисептика, которым Ева посыпала края унитаза, и тем самым давая ей предлог поутру снова наброситься на него с упреками и напоминаниями о всех его недостатках.
— Что же я, черт побери, должен делать? — спросил он однажды. — Если я спускаю воду, ты жалуешься, что я не даю тебе спать, а если я не спускаю воду, ты говоришь, что утром на, все это противно смотреть.
— Да, противно, и, кроме того, зачем это ты смываешь антисептик с боков унитаза? И не отпирайся! Я сама видела. Ты прицеливаешься по кругу, чтобы порошка совсем не осталось. Ты делаешь это специально.
— Если я буду спускать воду, он и так весь смоется, да еще и ты проснешься, — сказал Уилт, сознавая, что у него действительно, выработалась привычка метиться именно в порошок. Чем-то он ему был противен.
— Почему ты не можешь дождаться утра? И вообще, так тебе и надо, — сказала она, предупреждая его очевидный ответ. — Меньше надо пива пить. Ты должен гулять с Клемом, а не наливаться в этой ужасной забегаловке.
— Отлить иль не отлить, вот в чем вопрос, — сказал Уилт, принимаясь за овсянку. — Что ты от меня хочешь? Чтоб я его узлом завязал?
— Какая разница, завяжешь не завяжешь, — с горечью заметила Ева.
— Для меня очень даже большая разница, так что спасибо.
— Я имею в виду нашу интимную жизнь, и ты прекрасно это понимаешь.
— А, ты об этом, — сказал Уилт.
Но так обычно происходило в «один из таких дней».
В ее лучшие дни случалось нечто неожиданное, привносившее в ежедневную рутину новое и будившее в Еве уснувшие было надежды, что каким-то чудесным образом все изменится к лучшему. Именно на таких ожиданиях и зиждилась ее вера в жизнь. Эти смутные надежды были духовным эквивалентом тех мелочей, которые занимали все ее время и так удручающе действовали на Генри. В ее лучшие дни солнце обычно светило ярче, настроение у Евы было приподнятое, и, обрабатывая мастикой лестницу, она напевала себе под нос «Однажды принц придет ко мне». В такие дни, преисполненные неясных, но прекрасных и возвышенных ожиданий, Еву особенно раздражал вид Генри Уилта, возвращающегося после трудного дня в училище. Генри приходилось самому заботиться об ужине, и, если у него хватало сообразительности, он старался держаться от дома как можно дальше. Именно такими вечерами Генри бывал ближе всего к тому, чтобы действительно убить Еву, а там будь что будет.
