Тем, кто будет проверять вас, Москва сообщит, чтобы они присмотрелись к парам. могут быть перебежчиками. Мы внесем раскол. И тут на пике конфронтации и выйдем сами на сцену.
— Что-то слишком легко. И просто.
— Любая попытка покушения на вас или вашу семью подвергнет опасности всю операцию «Омега». А они не захотят пойти на такой риск. Слишком много вложено сил и средств. Я же вам сказал, что они фанатики. А дата начала операции «Омега» примерно через месяц.
— Звучит не очень ободряюще.
— Есть кое-что еще. К каждому члену вашей семьи будет приставлено как минимум по два вооруженных агента. Они будут с вами двадцать четыре часа в сутки. Ни один из них не отдалится от вас дальше, чем на пятьдесят ярдов. В любое время суток.
— Теперь я окончательно понял, что вы ничего не понимаете. Не знаете даже, что такое Сэддл-Уолли. Стоит только там появиться незнакомцу, на него тут же обратят внимание! У нас муха не пролетит незамеченной.
Фассет улыбнулся.
— В настоящий момент в Сэддл-Уолли тринадцать наших людей. Тринадцать. Это хорошо известные вам обитатели вашей общины.
— Боже милостивый! — тихо сказал Таннер. — Похоже, что наступает тысяча девятьсот восемьдесят четвертый[1], не так ли?
— Сегодня нам часто приходится вспоминать об этом.
— И выбора у меня нет… Да, выбора нет. — Он ткнул пальцем в диктофон и в заявление, лежащее на столе рядом. — Я на крючке, правда ведь?
— Мне кажется, что вы снова излишне драматизируете ситуацию.
— Нет, никоим образом. Ничего я не драматизирую… Я буду делать то, что вы хотите от меня? Я должен пройти через это… Единственная возможность, которая мне предоставлена — это исчезнуть… И стать преследуемой дичью. За которой будете охотиться вы и — если вы правы — эта самая «Омега».
Фассет откровенно посмотрел Таннеру в глаза. Таннер говорил сущую правду, и оба они знали это.
— Это всего лишь шесть дней. Шесть дней из всей вашей жизни.
3
Понедельник. Восемь ноль пять пополудни
Он с трудом осознавал, что летит из аэропорта «Даллес» в Ньюарк. Он не устал. Он был напуган. Он лихорадочно перетасовывал в голове один образ за другим, и картинки стремительно сменяли друг друга. Он видел острый, испытующий взгляд Лоренса Фассета, сидящего за диктофоном с вращающимися катушками. Он слышал тембр его голоса, задававшего какие-то невероятные вопросы; постепенно голос становился все громче и громче.
«Омега»!
И лица Берни и Лейлы Остерман, Дика и Джинни Тремьян, Джоя и Бетти Кардоне.
Все это не имело никакого смысла. Он оказался в Ньюарке, и внезапно на него свалился весь этот кошмар, и он с трудом вспомнил, как передавал Лоренсу Фассету какие-то бумаги компании и подписывал отсутствующие листки из досье.
Он знал, что ничего не сможет сделать.
Часовая поездка из Ньюарка в Сэддл-Уолли прошла в молчании; водитель, получив щедрые чаевые, понял, что пассажир на заднем сиденье не расположен к разговорам, потому что всю дорогу курил и не ответил даже на вежливый вопрос, как прошел полет.
«СЭДДЛ-УОЛЛИ
ПОСЕЛЕНИЕ ОСНОВАНО В 1982 ГОДУ.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ»
Когда на щит упали лучи фар, Таннер прочитал надпись. И когда он проезжал мимо, в уме у него крутились только два слова: «Порванный ремень».
Невероятно.
Через десять минут такси подъехало к его дому. Он вылез и рассеянно протянул водителю сумму, о которой они договорились.
— Спасибо, мистер Таннер, — сказал водитель, перегибаясь через сиденье, чтобы взять деньги.
— Что? Что вы сказали? — резко повернулся к нему Джон Таннер.
— Я сказал: «Спасибо, мистер Таннер».
Таннер, схватившись за ручку двери, со всей силой рванул ее на себя.
— Откуда вы знаете мое имя? Отвечайте, откуда вы узнали ?
Таксист увидел капли пота, выступившие на лице пассажира, и сумасшедший взгляд его глаз. Тронулся, подумал водитель. Он незаметно опустил левую руку до пола. Там у него всегда лежал обрезок свинцовой трубы.
— Слышь, парень, — сказал он, осторожно обхватывая обрезок пальцами. — Если ты не хочешь, чтобы кто-то знал твое имя, сними вывеску с лужайки.
Сделав шаг назад, Таннер взглянул из-за плеча. Посреди газона, покачиваясь на цепи, стоял железный фонарь. А под ним была ярко освещенная надпись:
