— Где он? — требовательно спросила Марта, усаживаясь в плетеное кресло, которое сразу же угрожающе затрещало.
— У себя в комнате, — ответил Генри, откладывая записную книжку. — Послушай, Марта, давай прекратим раздоры. Парень может выполнить эту работу, а мы — нет. Значит мы должны заплатить ему. — Он подмигнул одним глазом. Эта маленькая речь, догадалась Марта, предназначалась для ушей Джильды.
— Ладно уж, — отозвалась она. — Займись этим сам, — и она взялась за пяльцы. — На обед у нас курица по-мэрилендски.
— Хорошо. — Генри вновь открыл записную книжку. — Фло — замечательная кухарка. У нее... — он умолк, потому что на террасу вышел Джонни.
Одетый в легкий голубой костюм, он держал в руке чемоданчик. Он пересек террасу и остановился перед Мартой.
— Мне нужно 300 долларов.
Марта в изумлении уставилась на него. Генри отложил записную книжку, а Джильда приподнялась на локте.
— Тебе нужно — что? — у Марты срывался голос.
— 300 долларов, — спокойно повторил Джонни. — Я еду в Майами. Нужно кое-что сделать.
— Никаких трехсот долларов ты от меня не получишь! — завизжала побагровевшая Марта.
Джонни посмотрел на нее жестким, холодным взглядом.
— Послушай-ка ты, безмозглая дура, — произнес он тихим, но полным злобы голосом. — Ты хочешь обтяпать это дело или не хочешь?
Марта отпрянула, будто на нее замахнулись. Генри вскочил и встал между ними.
— Ты не очень-то вежлив, Джонни. Так не годится. Я этого не потерплю.
Джонни поднял сжатый кулак. Генри не шелохнулся, глядя прямо в сердитые глаза парня. Двое мужчин — один тщедушный и старый, другой сильный и молодой — долго смотрели друг на друга. Внезапно Джонни улыбнулся, и его мышцы расслабились.
— Люблю смелых ребят, таких, как ты, полковник. — Он обошел Генри и сказал Марте: — Я извиняюсь, но мне все же нужно триста долларов. Без денег я ничего не смогу сделать с электропитанием Рэйсонов.
Генри достал из заднего кармана пачку денег и протянул Джонни три стодолларовые бумажки.
— Держи, сынок. Что ты собираешься делать?
— Я поеду в Майами... вернусь через три дня, а в четверг вечером устроим налет.
— Ты так и не объяснил, что намерен делать.
— Скажу, когда вернусь, — бросил Джонни в ответ и, не взглянув на женщин, вышел.
Никто не проронил ни слова, пока снизу не донесся шум отъезжающей машины; тогда Марта сказала:
— Я разделаюсь с этим сукиным сыном, чего бы мне это ни стоило.
— Смотри, как бы он раньше с тобой не разделался, — заметила Джильда. — Я скорее поставлю на него, чем на тебя!
— Дамы! — резко вмешался Генри. — Прошу вас... — Он посмотрел на часы. — Скоро обедать.
Следующие два дня показались Джильде бесконечными. Без Джонни жизнь была тусклой и серой. Она купалась, загорала и слушала старосветскую болтовню Генри со скукой, которую находила невыносимой. Марта ела и вышивала, угрюмая и раздражительная.
На третий день вечером, после обеда, они услышали, как подъехала машина, и насторожились, обмениваясь взглядами. Через несколько минут появился Джонни.
— Добро пожаловать домой, — сказал Генри. — Как дела?
Джонни уселся, закурил и в упор посмотрел на Марту. Он бросил лишь мимолетный взгляд на Джильду, которая специально к его приезду надела белое полотняное платье. Когда она вышла на террасу, Генри заявил, что она чудесно выглядит, но на Джонни ее красота, видимо, нисколько не действовала.
— Все на мази, — сказал Джонни. — Нужно было вывести из строя их электроустановку, причем так, чтобы не узнали. Для этого лучше всего подходит выключатель с часовым механизмом. Я навестил Эйба. У него всюду связи. Он послал меня к одному типу, а тот достал мне униформу электрической компании Парадиз-Сити. Я купил сумку для инструмента и таймер. Эйб дал мне адрес гримера, который прибавил мне пятнадцать лет и усы. Потом я отправился к Рэйсонам. Электросиловая установка у них в подвале, днем ею не пользуются. Я наплел сторожу, будто случилась авария, и он пустил меня в подвал. Все получилось очень просто. Нам остается только войти, отыскать папки, сделать фотокопии, убрать таймер — и до свидания.
Через два дня после того, как Джонни достал схемы сигнализации, Марта спустилась на большую террасу, где сидели остальные и читали газеты.