– Послушай, – резко бросил Ставрос. – На Хэйвене земляне тоже умирали…
– Я был там, – с горечью отозвался Дункан. Он не стал говорить о том, что Дункан не был на Хэйвене. Там, на Элаге-Хэйвене и остальных десяти планетах той зоны, многих из сослуживцев Дункана даже не удалось похоронить. А дипломаты отсиживались в глубоком тылу.
– Там земляне тоже умирали от рук мри, – настойчиво гнул свое Ставрос. – И земляне снова начнут умирать, если мир будет нарушен, если где-то регул, который желает войны, придет к власти… и еще получит наемников, подобных мри. Или ты не берешь это в расчет?
– Беру.
Ставрос некоторое время молчал. Он подъехал на своей тележке к столу и взял стоящую на краю чашку с соем. Сделав глоток, старик посмотрел на Дункана поверх чашки и снова поставил ее. – Я знаю, что это имеет значение, – сказал он в конце концов. – Дункан, мне жаль, что тебя пришлось заменить.
Дункан впервые слышал это от Ставроса. – Да, сэр, – пробормотал Дункан. – Я знаю, это было необходимо.
– Причин было несколько, – сказал Ставрос. – Во-первых, ты нанес прямое оскорбление баю Хулагу, и тебе еще повезло, что после этого ты остался в живых. Во-вторых, ты попал в лазарет, и никто не знал, что с тобой… а мне была необходима помощь… – Он махнул рукой на свое тело, утонувшее в металле. – Ты не врач. И с этой точки зрения Эванс подходит куда лучше. А ты нигде не пропадешь.
Дункан слушал, с болью осознавая, что им играют, готовя для чего-то. Никто не смел управлять Джорджем Ставросом; Ставрос управлял всеми. В этом он был профессионалом; и разум в его упрятанном в металл теле был чужд человеческим условностям. Этот старик, задолго до возникновения планетарной разведки управлявший планетами и улаживавший военные конфликты, забросил семью и спокойную тихую старость ради поста губернатора на Кесрит. Еще недавно Дункану казалось, что между ним и Ставросом возникла некая привязанность; ради старика он был готов на все… даже поверил в него настолько, чтобы рассказать ему правду. Но для того, чтобы так коварно, даже безжалостно управлять другими, требовалось немалое искусство. Что ж, Ставрос недаром получил свое назначение; Дункан больше не верил ему; злости на то, что его использовали, у него не было… и он знал, что даже после всего происшедшего Ставрос умудрился солгать ему снова.
– Я, как мог, оправдывал твои действия, – сказал Ставрос. – Но теперь от тебя, как от моего помощника, пользы никакой. Да, мне удалось убедить Хулага терпеть твое присутствие. Но если ты опять возьмешься за старое, он вряд ли это вынесет, и тогда я не ручаюсь за твою жизнь. Мне не нужны подобные проблемы, Дункан, как, впрочем, и те, которые могут возникнуть в случае твоей смерти. Регул просто не поймет, что у нас убийство юноши – это то же самое, что и убийство старика.
– Я не хочу, чтобы меня выдворили с планеты.
– Не хочешь?
– Нет, сэр. Не хочу.
Ставрос вгляделся в него. – Ты буквально не отходишь от этих двоих мри. Это просто какая-то одержимость! Когда дело касается мри, ты просто теряешь рассудок, Дункан. Подумай. Объясни мне. Что ты надеешься сделать или отыскать? Чем объяснить твою столь внезапную тягу к знаниям, эти часы в библиотеке, на глазах у регулов? Что ты ищешь?
– Я не знаю, сэр.
– Ты не знаешь. Но тебе нужна любая информация о мри.
Дункан стиснул зубы, откинулся назад и заставил себя дышать ровно. Ставрос молча ждал. – Я хочу знать, – в конце концов произнес Дункан, – что они из себя представляли. Я видел их мертвыми. На моих глазах умирала целая раса. Я хочу понять то, что я видел уничтоженным.
– Это бессмыслица.
– Я был там. Вы – нет. – Перед глазами Дункана вновь встала ночь, тьма, слепящий свет смерти. Тело мри, придавившее его; землянин и мри, оба такие беззащитные перед силами, уничтожившими расу.
Ставрос долго смотрел на него. Лицо старика было усталым, в глазах застыла непривычная для Ставроса жалость. – О чем ты думаешь? Что это из-за тебя погибла раса? Тебя гложет мысль, что ты не меньше Хулага виновен в случившемся?
Вопрос почти попал в цель. Дункан сидел тихо, зная, что не сможет спокойно говорить об этом. Ставрос на некоторое время позволил воцариться тишине.
