В этот момент между нами и табуном было уже метров триста, и вдруг, вместо того, чтобы бежать, Tax повернулся и, пригнув голову, помчался на нас. Он нападал, давая остальным время скрыться. И эта отвага погубила его. Мой дядя остановил коня и, подпустив Таха достаточно близко, прицелился и выстрелил.
Когда в него попала снотворная пуля, Tax вздрогнул, но не остановился. Я думал, что он собьет с ног дядину лошадь или прокусит ей шею, но, не добежав каких-нибудь двадцать метров до нас, Tax вдруг упал, подогнув передние ноги, и затих.
— Не останавливайтесь, — прокричал Грит дяде Рэфу. Пораженные нападением Таха, мы не заметили, что дикий табун уходил. — Мы должны поймать еще одного!
Они все помчались за табуном, а я остался. Соскочив с Бэта, я бросился к Таху.
— Вставай же! Ну давай! — крикнул я, держась, однако, на приличном расстоянии.
Он лежал в пыли, тяжело и хрипло дыша, глаза дикие, и пытался встать, скребя землю задними ногами. Он даже щелкнул на меня зубами, и я отскочил подальше.
— Скорее! — закричал я ему сердито. — Ты еще можешь удрать!
Он старался изо всех сил, но задние ноги плохо слушались. Чтобы разозлить или напугать, я бросил в него комок земли. Tax поднял голову, сделал еще одну попытку подняться, но вдруг шея его ослабла, ноги замерли, глаза закрылись, и он потерял сознание.
Моя тетя говорит, что пора кончать, иначе ты подумаешь, что мы здесь ничего не делаем, а только пишем длинные грустные письма про наших лошадей. Но я совсем не хотел, чтобы это письмо получилось грустным. Я пишу его для того, чтобы ты поняла, какая смелая и необычная лошадь скоро будет жить в ваших лугах и какого дикого и опасного приятеля поручит твоя Мушка.
Всех четырех лошадей, пойманных в тот день, связали и увезли на вертолете, а за табуном установили постоянное наблюдение. Так я потерял всякий след Таха. Я не знал, где он был и что с ним, пока к нам не приехал твой дедушка и не сказал, что молодой жеребец, о котором я так беспокоился, поедет с ним в Уэльс.
Уже прошло два месяца, как поймали Таха. Все это время пойманных лошадей, чтобы они немного успокоились после своего пленения, держали на свободе, на огороженном участке недалеко от нашей столицы Улан-Батора.
Когда наши ученые решили, что лошадей можно отправлять, они сообщили твоему дедушке, что он может забрать обещанного ему жеребца. Он сначала побывал в Улан-Баторе, а потом навестил нас.
— Я подумал, что, пожалуй, есть смысл расспросить тебя обо всем, — сказал мне твой дедушка, — что тебе известно о повадках диких лошадей, живущих в ваших горах.
Это было очень здорово. Я тогда понял, что Tax попал в хорошие руки. Мы поехали с твоим дедушкой в горы, чтобы он увидел, к какой природе привыкли дикие лошади. Он задавал мне тысячу вопросов, потому что ему рассказали, как я в течение многих месяцев следил за диким табуном.
Я хотел расспросить его, как он собирается сохранить Таха, какие у вас луга, горы и климат, но моя тетя (она переводила нашу беседу) сказала, что это будет невежливо.
Но твой дедушка рассказал мне о тебе, Китти, и о твоей милой Мушке. Поэтому, если у тебя найдется свободное время, напиши мне, пожалуйста, и расскажи о ваших лугах, о том, какая у вас природа, бывает ли у вас снег, не убежит ли Tax, много ли людей живет в вашей местности, что ты собираешься делать, когда привезут Таха и т. д. и т. п. А прежде всего расскажи о твоей лошадке, которая теперь станет подружкой Таха.
Мне, правда, удалось задать твоему дедушке один вопрос:
— Ваша маленькая кобылка Мушка дикая или прирученная?
Твой дедушка засмеялся и ответил:
— Мушка такая ручная, что повсюду ходит за Китти как собачонка.
Вот откуда я узнал, что твоя лошадка ручная, и это беспокоит меня.
— Мушка совсем домашняя, — продолжал твой дедушка, — и поэтому мы надеемся, что она сможет уговорить Таха остаться в нашем заповеднике, пока ему не пришлют кобылку из дикого табуна.
— Но Tax такой дикий, — возразил я, — что нигде по собственной воле не останется. И потом, он может обидеть вашу лошадку.
Но твой дедушка рассмеялся над моими страхами:
— Я думаю, что у Мушки хватит очарования, чтобы заставить его остаться. И он не обидит ее.