– А я думаю, ты очень красивая, – сказала стоявшая рядом Тильди.
Сейчас она была совсем не похожа на ту вчерашнюю перепуганную девочку, но чувствовалось: присутствие и поддержка Кавиты нужны ей все так же отчаянно. Она цеплялась за руку Кавиты, точно утопающая, и доктор Рао надеялась, что весь этот идиотизм не окажется для ребенка слишком сильным потрясением.
Тощий, слегка дерганый молодой человек из рекламного отдела по фамилии Файст взглянул в щель между занавесями.
– Док, вы вот-вот измените мир! Нужно же выглядеть гламурно!
– Мне нужно выглядеть… «гламурно»?
– Ну да! Там собралось не меньше сотни журналистов, и…
Кавита внутренне съежилась, но внешне осталась совершенно спокойной.
– Знаете что, мистер Файст? Взгляните на фотографии Эдисона, Эйнштейна, Теслы, Хокинга. Никто из них не отличался гламурностью, но этот недостаток не помешал им совершить то, что они совершили. Или все дело в том, что я – женщина? Вы полагаете, если бы я была мужчиной и сказала всему миру то, что я собираюсь сказать, первой строкой в новостях было бы: «Доктор Рао вышел к микрофону в потрясающем синем костюме от «Брукс Бразерс», с элегантно уложенными по последней моде волосами»?
– От журналиста зависит, – отвечал Файст.
Вопреки всему, доктор Рао слегка улыбнулась.
– Возможно, – она взглянула на свою юную подопечную. Казалось, предстоящее ее ничуть не тревожило. – Как ты, Тильди? Не боишься?
– А можно, я буду рядом с тобой?
Больше девочку не волновало ничто. Дело было ясное. Если Кавита рядом, Тильди готова ко всему – к любым ужасам.
Кавита Рао давно знала, что неспособна иметь детей. Оплодотворенная яйцеклетка скорее выжила бы в пустыне Мохаве, чем в ее утробе. Узнав об этом, она ничуть не огорчилась. Кому, как не генетику, лучше всех понимать, что некоторые – в биологическом смысле – просто вытягивают короткую соломинку? Такова вся жизнь. Один может съесть целую пиццу и не набрать ни унции веса, другой съедает ломтик и прибавляет два фунта, от которых никак не избавиться. Кто-то высок ростом, кто-то низок, кто-то способен к деторождению, кто-то нет… К чему спорить с этим, к чему переживать понапрасну?
Однако сейчас, видя, как Тильди смотрит на нее, будто на самого важного человека в мире, Кавита почувствовала укол грусти. На миг стало жаль, что она никогда не сможет родить собственного ребенка. Пожалуй, Тильди – все, что отпущено ей жизнью.
«Так отчего бы не использовать это на всю катушку?»
– Да, ты будешь стоять совсем рядом. Послушай, как все произойдет. Вначале я выйду и кое-что скажу всем этим людям. Сразу после этого выйдешь и ты, чтобы люди посмотрели на тебя и…
– А они…
Голос Тильди на миг прервался.
– Что с тобой, милая?
Тильди заговорила так тихо, что Кавите пришлось напрячь слух.
– А они будут злиться на меня? Из-за того, что я наделала?
Кавита присела на корточки и оказалась лицом к лицу с девочкой.
– Нет. Потому что я объясню им – так же, как объясняла тебе, – что в этом нет твоей вины. Ни малейшей. Никто не будет злиться на тебя за то, в чем ты не виновата. А я объясню им, почему такого никогда больше не случится. Злиться? Да они будут только рады за тебя!
– Правда?
– Правда. О, а ведь у меня кое-что для тебя есть!
Вынув из сумочки небольшой прямоугольный предмет, Кавита подала его девочке.
Раскрыв глаза во всю ширь, Тильди восхищенно ахнула.
– Дэ-эс?
– Дэ-эс три, – поправила ее Кавита. – Это тебе.
Тильди едва ли не благоговейно прижала подарок к груди.
– Я так хотела такую…
– Знаю. В нее уже загружены кое-какие игры. И еще к ней прилагалось вот это… – Кавита воткнула в гнездо штекер небольших наушников. – Чтобы не шуметь, играй в наушниках. Устраивайся поудобнее…
Через несколько секунд Тильди, приладив наушники поудобнее и скрестив ноги, уже сидела на полу полностью поглощенная игрой. Взглянув на нее, Кавита удовлетворенно кивнула.
– Представление начинается, док? – спросил Файст.
Организм тут же включил реакцию «бей или беги» – один из самых фундаментальных инстинктов выживания, вшитых в генетический код. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить нервы, она кивнула.
Файст вышел на сцену – и тут же был встречен залпом вспышек, точно в зале разразилась небольшая гроза. Подняв руки, Файст заговорил:
