Мать советовала отцу взять взаймы у свояка, а он отказывался.
– Не хочу больше ни у кого занимать, – сказал он негромко, но раздраженно, как раз в ту секунду, когда они проходили мимо стойла. – Нет ничего хуже, чем сидеть в долгах. Лучше дом продать.
– Я бы и не возражала, если бы не Нильс. Вернется нищий, голодный… а куда он денется, если мы уедем?
– Да, ты права… Но ведь можно сказать тем, кто купит нашу хижину, чтобы его обогрели, накормили и сказали, где нас искать и что мы его ждем. И еще пусть скажут, что мы зла на него не держим, пусть не боится. Правда, мать?
– Конечно не держим! Какое зло… Хоть бы знать, что живой он, а не помер от голода и холода. Только бы вернулся… Даже слова не скажу.
С этими словами они вошли в дом, и конец разговора мальчуган не слышал. Он и обрадовался и огорчился одновременно. С одной стороны, получил подтверждение, что родители его любят, в чем он иногда сомневался. Готовы принять, даже если он, по их мнению, пошел по кривой дорожке. Впору прямо сейчас броситься им в объятия. А с другой – не будет ли для них еще большим горем, если они увидят, во что превратил его гном?
Пока он был занят этими невеселыми мыслями, к дому подкатила коляска, а из коляски вышли… кто бы вы думали? Он чуть не закричал от изумления: на дорожке, ведущей к дому, появились Оса-пастушка и ее отец! Они шли, держась за руку, шли серьезно и солидно, но в глазах у обоих светилось счастье.
Посередине двора Оса вдруг остановилась и посмотрела на отца:
– Ты же помнишь, папа, ни слова! Ни о гусях, ни о деревянном башмачке. Ни о гномике, который так похож на Нильса Хольгерссона! Так похож, что, если это даже и не он, наверняка у них есть что-то общее.
– Ни за что не проговорюсь, не волнуйся, – сказал Йон Ассарссон. – Скажу только, что их сын очень тебе помог, когда ты меня искала. Поэтому мы и приехали спросить, не можем ли мы чем-то их отблагодарить. По крайней мере, оказать ответную услугу. Мы же теперь богатые люди! Подумай, как повезло, что я нашел эту жилу в горах.
– Знаю, знаю, говорить ты умеешь, – ласково улыбнулась Оса. – Только помни, о чем я тебе просила.
Они вошли в дом. Мальчику ужасно хотелось услышать, о чем они там внутри разговаривают, но он не решался пересечь двор.
Впрочем, долго гости не задержались. Родители вышли проводить их до калитки. Они словно ожили – так рады были получить хоть-какую-то весточку о сыне.
Долго махали вслед гостям, а потом так и остались стоять у калитки.
– Подумай только! – сказала мать. – Какая радость! Нильс жив, и они так много хорошего про него рассказали! Я даже успокоилась чуть-чуть.
– Не так уж много, – задумчиво сказал отец.
– Как это? Подумай, он столько для них сделал, они ради него специально приехали бог знает откуда! Только чтобы сказать, что всегда готовы нам помочь! Тебе надо было принять их предложение.
– Ну нет, матушка. Не хочу ни у кого брать деньги – ни взаймы, ни в подарок. Сначала избавимся от долгов, а все остальное – дело наживное. Мы еще не такие старые! – Он засмеялся.
– Не вижу ничего смешного – взять и продать наш хутор, в который мы вложили столько лет жизни и столько труда.
– Я не поэтому засмеялся, – сказал отец. – Меня больше всего угнетало, что мы потеряли сына. Все из рук валилось. А теперь, когда я знаю, что с ним все хорошо, что он стал настоящим человеком, другое дело! Ты еще увидишь, на что способен Хольгер Нильссон!
Мать вернулась в дом, а мальчугану пришлось срочно спрятаться в темном углу конюшни – отец направился прямо к стойлу.
Он стал в сотый, наверное, раз осматривать больную ногу – пытался понять, отчего же так хромает его любимый конь.
– А это еще что? – пробурчал он, когда увидел, что на копыте что-то нацарапано.
– Вынь железяку, – прочитал он вслух и начал в недоумении оглядываться – откуда появилась надпись?
Покачал головой и посмотрел коню в глаза. Тот довольно фыркнул и прикоснулся к руке своими теплыми замшевыми губами. «Вынь железяку» – и стрелка, где ее искать, эту самую железяку.
– Тут и вправду что-то есть… – бормотал про себя отец, осматривая копыто. – Тут и вправду что-то острое…
