Длинным прыжком Артур Кэрмайкл вскочил со своего кресла. Его изогнутое тело с быстротой летящей стрелы оказалось на пути мышки. Она устремилась к деревянной стенной панели, и Артур притаился там в ожидании, его тело все дрожало от нетерпения.
Это было ужасно! Никогда в жизни мне не приходилось впадать в такое состояние полного паралича. Долго же я ломал голову над тем, кого напоминал мне Артур Кэрмайкл своими бесшумными шагами и полуприкрытыми следящими глазами! И вот теперь внезапная догадка, дикая, неправдоподобная, невероятная, пронеслась в моей голове. Я отбросил ее как невозможную, немыслимую! Но я не мог избавиться от нее.
Я смутно помню, что произошло дальше. Все события казались нереальными. Я помню, что кое-как мы поднялись по лестнице и быстро пожелали друг другу спокойной ночи, боясь встретиться глазами, чтобы не увидеть подтверждения собственного страха.
Сэттл остался у двери леди Кэрмайкл на первое дежурство, пообещав разбудить меня в три часа ночи. Я особенно не опасался за леди Кэрмайкл; я был слишком поглощен моей фантастической, невероятной теорией. Я говорил себе, что это невозможно, – но мое сознание все время возвращалось к ней, как околдованное.
Внезапно тишина ночи была расколота. Голос Сэттла, призывающего меня, перерос в вопль. Я выскочил в коридор.
Он изо всех своих сил колотил по двери леди Кэрмайкл.
– Черт бы побрал эту женщину! – кричал он. – Она заперлась!
– Но…
– Он там, старина! С ней! Вы не слышите его?
Из-за запертой двери раздался протяжный свирепый вой кота. А затем последовал ужасный визг и еще раз… Я узнал голос леди Кэрмайкл.
– Дверь! – завопил я. – Мы должны сломать ее. Через минуту будет слишком поздно.
Мы напряглись и надавили на дверь плечами изо всех сил. Раздался треск – и мы ввалились в комнату.
Леди Кэрмайкл лежала на кровати, плавая в крови. Я едва ли видел более ужасное зрелище. Ее сердце еще билось, но раны были страшными, кожа на шее была содрана и висела клочьями… Содрогнувшись, я прошептал: «Когти…» Трепет суеверного ужаса пробежал по моему телу.
Я перевязал и тщательно забинтовал раны и сказал Сэттлу, что истинную природу ран лучше держать в секрете, особенно от мисс Паттерсон. Я написал телеграмму госпитальной сестре, чтобы отправить ее, как только откроется телеграф.
Рассвет незаметно проник в окно. Я выглянул вниз на газон.
– Нужно одеться и спуститься вниз, – сказал я отрывисто Сэттлу. – Леди Кэрмайкл теперь чувствует себя нормально.
Он вскоре был готов, и мы вместе вышли в сад.
– Что вы собираетесь делать?
– Выкопать тело кота, – сказал я резко. – Я должен быть уверен…
Я нашел лопату среди инструментов, и мы начали копать у подножия большого медного бука. Наконец наше старание было вознаграждено. Зрелище было не из приятных. Животное умерло неделю назад. Но я увидел то, что хотел.
– Это кот, – сказал я. – Точно такого кота я видел в первый день, когда приехал сюда.
Сэттл присвистнул. Запах горького миндаля все еще был ощутим.
– Синильная кислота, – сказал он.
Я кивнул.
– Что вы думаете об этом? – спросил он с любопытством.
– Именно то, что и вы!
Моя догадка не была для него новостью – она также приходила ему в голову, я это видел.
– Это невозможно, – пробормотал он. – Невозможно! Это против всякой науки – против природы вещей… – Его голос оборвался от содрогания. – Та мышка последней ночью, – сказал он. – Но… О!.. этого не может быть!
– Леди Кэрмайкл, – сказал я, – очень странная женщина Она владеет оккультными силами – силами гипноза. Ее предки пришли с Востока. Можем ли мы знать, как применит она эти силы в отношении такого слабого милого существа, как Артур Кэрмайкл? И вспомните, Сэттл, если Артур Кэрмайкл останется безнадежным идиотом, преданным ей, все имущество практически достанется ей и ее сыну, которого, как вы мне рассказали, она обожает. А Артур собирался жениться!
– Но как мы поступим, Кэрстайрс?
– Ничего не надо делать, – сказал я. – Лучшее, что мы можем сделать, – это стать между леди Кэрмайкл и возмездием.
Леди Кэрмайкл медленно выздоравливала. Ее раны затягивались хорошо, как я и предполагал, но шрамы от этого страшного нападения, видимо, сохранятся до конца ее жизни.
