Не дождавшись ответа от русского офицера, старый Пфанер жестко продолжал:
— Это рукопись Аристотеля — список с его рукописи! Но где она была шестьдесят лет? Где, черт возьми! Почему о ней ничего не было слышно? Почему? — И неожиданно спросил голосом более спокойным: — Вы, конечно, граф Безбородко?
— Нет.
Старец откинулся на спинку кресла; он просидел несколько минут молча, потом спросил:
— Кто вы? Как попала к вам эта рукопись? Ведь она была украдена у графа Безбородко?
Тимрот растерянно посмотрел на старика: он понял, что с его собственностью не все обстоит ладно. Однако как смеет старик разговаривать с ним так дерзко?! Презрительная гримаса скользнула по его лицу.
— Рукопись — собственность моего деда, генерала русской гвардии! — произнес он надменно.
Старец опустил голову и прикрыл глаза, словно ему стало плохо.
Молодой Пфанер видел, что сделка срывается, а этого он допустить не хотел. Разве можно из-за щепетильности отца потерять хороший заработок?!
— Сколько дней вы пробудете у нас, господин офицер? — спросил он.
— Четыре.
— О, этого времени вполне достаточно. В Берлине гостит мистер Конелли. Уж он от такой рукописи не откажется.
Старик укоризненно взглянул на сына, но ничего не сказал.
— Да, от такой рукописи настоящий коллекционер не откажется, — повторил молодой Пфанер. Он осторожно уложил рукопись в конверт, намереваясь спрятать ее в письменный стол.
— Я рукописи не оставлю.
Молодой Пфанер опешил:
— Господин офицер, сделка очень крупная. Мистер Конелли, несомненно, захочет взглянуть на рукопись.
— Вы сможете ему показать вот это. — Тимрот достал из кармана пять фотографических оттисков.
Эти снимки с последней главы Тимрот сделал прошлой осенью, когда в петербургских газетах стали много писать о рукописи «Слова о полку Игореве». Одни утверждали, что найденная рукопись — оригинал, другие — что копия. Тимроту захотелось тогда проверить, чем же он сам владеет, — копией или оригиналом. Позже шум вокруг «Слова» улегся, Тимрот своего намерения не осуществил.
Молодой Пфанер сверил снимки с оригиналом.
— Думаю, что мистер Конелли поверит нам.
— Возможно, — глухо ответил старик. Тимрот спрятал рукопись в карман и поднялся.
— Господин офицер, вы не сказали, во сколько оцениваете свою рукопись. Хотя доверьтесь нам, с мистера Конелли мы потребуем максимум. От двухсот до двухсот пятидесяти тысяч. И, если вас не затруднит, прошу вас послезавтра в это же время.
— Хорошо, приду.
Молодой Пфанер проводил офицера до входных дверей. Вернувшись в кабинет, он спросил отца:
— Почему ты так придирчиво разглядывал первую строчку? Ведь было ясно, что это оригинал.
— А историю рукописи ты помнишь?
— Помню.
— Про бугорки не забыл?
— Отнюдь нет. Но я, отец, считаю, что после скандала с рукописью любой пройдоха снабдил бы копию тремя бугорками.
— Верно. Но в 1864 году, когда я был в Петербурге, мне удалось выведать у графа Кушелева-Безбородко, какой иглой он сделал бугорки… Это очень важно: бугорок бугорку рознь. Мы с тобой, Гейнц, держали в руках оригинал — в этом нет никаких сомнений. А вот теперешний владелец кажется мне сомнительным. Рукопись была украдена в петербургском царском дворце, и вот спустя шестьдесят лет появляется офицер, опять же близкий ко двору — ведь приехал он на торжества в свите царя, — и предлагает краденое к продаже. Как ты считаешь, удобно фирме Гуго Пфанера торговать краденым?
— Я полагаю, отец, что ты преувеличиваешь. Мы не розыскное бюро, а коммерческая контора. Мы отвечаем только за качество продаваемого товара, а за происхождение товара отвечает его владелец. К тому же, отец, с момента кражи прошло столько лет, что никому и в голову не придет ворошить старину.
Ответ сына, по-видимому, не удовлетворил отца. Он поднялся с кресла и, шаркая ногами, направился к двери. Уже выходя из комнаты, не оборачиваясь, он сказал:
— Поступай, Гейнц, как считаешь для себя удобным.
