- Не здесь! Он - мой гость! - сказал он.
- Вот ещё один человек из породы волков и кабанов, с которым я хотел бы сразиться один на один, - прошептал Рено.
Г-н де Парделан топнул ногой от досады.
- Ах, зачем только он спас мне жизнь!
И маркиз рассказал им, как во время войны, развязанной датским королем Кристианом против Германии, упав со своей лошади, он чуть не погиб под ударами хорватского всадника, когда Жан де Верт, который овладел уже военной профессией, рискуя собой, спас его. Барон ничего не хотел тогда принять в качестве платы за это, и, в порыве признательности г-н де Парделан поклялся выполнить любую первую просьбу, с которой тот обратится к нему.
- Я назвал себя и мы пожали друг другу руки, - добавил г-н де Парделан. - "Быть по сему!", ответил тогда мне Жан де Верт, и в тот же день я почувствовал облегчение.
С того дня превратности военного времени разлучили их: Жан де Верт, католик, взял сторону императора, г-н де Парделан, протестант и француз по происхождению, остался верным знамени шведского короля. Позже, по стечению обстоятельств, Жан де Верт оказался в Швеции, и, помня о прошлом, именно у г-на де Парделана он попросил приюта и поддержки в ходе одного деликатного дела. Тогда-то барон и увидел м-ль де Сувини.
- Уже через неделю он напомнил мне о моем обещании, сделанном когда-то на поле битвы, орошенном моей кровью. Что я мог ответить ему? - сокрушался маркиз.
Он сделал несколько шагов по комнате, терзаемый волнением.
- Ах, почему вы не сказали раньше о вашей любви? Почему не сказали ещё в день приезда?! - спрашивал он молодого человека.
- Но разве я мог? - воскликнул г-н де ла Герш. - Вспомните, с каким видом вы встретили меня, какой вы оказали мне прием! Мадемуазаль де Сувини - богата, я - беден, и, ещё не познакомившись со мной, вы относились ко мне с подозрением. Чего ради я бы открывал рот?
- Ах, не вините меня! Я не знал вас совсем, я только знал из письма господина де Паппенхейма, что мадемуазель де Сувини на много лет, без видимой причины, задержалась в замке Гранд-Фортель у г-на де Шарней.
- Ну вот, теперь вы прекрасно понимаете, что я вынужден был молчать! Но я уже принял решение, и если однажды мне удастся завоевать себе место под солнцем, я приду, что бы сказать вам: "Я люблю Адриен, я достоин её. Не соизволите ли вы отдать мне её в жены?"
Рено крепко пожал руку Арману-Луи.
- Я надеюсь на то, дружище, - сказал он. - Жан де Верт - не Ахилл, он, я думаю, уязвим.
- Я тоже надеюсь, потому что он тебя любит, - шепнула Диана на ушко м-ль де Сувини, которую сжимала в своих объятиях.
Почему эти слова, произнесенные таким нежным и робким голоском, что только женское ушко могло расслышать их, заставили нахмурить брови баронессы д`Игомер? Почему в то время, как она украдкой смотрела на Рено, видно было, как множество тонких змеек выткали на её свежих щеках густой румянец? Не потому ли что Рено взглянул в этот момент в сторону Дианы?
17.
Змея в траве
Если мы хотим завладеть ключом к её маленьким тайнам, нам понадобится, несколько мгновений спустя, войти в комнату, украшенную цветами и слабо освещенную лампой, стоящей среди благоухающих букетов. Окно в ней открыто, и легкий ветер играет в шелковых складках занавесок, которые раздуваются, подобно парусу. За окном тишина, и слышен только шелест листьев. Г-жа баронесса д`Игомер в ночной рубашке лежит в большом кресле, одна её рука небрежно повисла вдоль томного тела, забыв махать веером, который сжимают пальцы, другая рука закинута за голову.
Она размышляет, но складка губ выдает её чувства; брови сомкнуты у переносицы, мрачен взгляд, сверкающий металлическими искорками, точно молниями в штормящем море. Иногда её грудь высоко вздымается, и лицо вспыхивает неожиданным румянцем. Неподвижная и молчаливая, она преисполнена коварства. Баронесса - маленькая и изящная, легкая ткань её рубашки позволяет увидеть перламутровую округлость её плеч, молочную белизну рук, гармоничную гибкость талии. Сколь элегантен изгиб всего её тела, сколько грации в позе!
Но не улыбка освещает её лицо - напротив: на нем печать дерзости и мрачной решимости.
