Он бросил многозначительный взгляд на Адриен и вышел с сеньором Матеусом, который при этом не переставал расшаркиваться, делая поклоны.
- Мне нравится этот дон Гаспар, - сказала м-ль де Сувини. - А что касается его приятеля в черном камзоле, у которого желтое лицо, он производит впечатление гадюки.
- И это говорит гугенотка! - удивился Рено. - Если бы подобные люди встретились с тенью Кальвина, они и её обратили бы в свою веру: вот что вам не нравиться в нем.
Каркефу, отсутствовавший все то время, пока подавали испанские вина и пирожные, вошел на цыпочках, осторожно закрыл дверь, осмотрелся и приложил палец к губам в знак молчания. Вдруг из красного, как петушиный гребень, он стал бледным как крыло чайки.
Растерянный Доминик следовал за Каркефу. Один и другой озирались, как если бы за ними охотился легион чертей.
- Что случилось? - спросил г-н де ла Герш.
- По-моему, надо сматываться отсюда, - ответил Каркефу. Капитан дон Гаспар д`Альбачет-и-Буитраго, сдается мне, из компании капитана Якобуса.
- Что?! - выдохнул Рено.
- Господин маркиз, говорите тише, этот трактир - рассадник мошенников, он кишит ими. Возможно, неспроста здешний стол такой изысканный. У меня вызвали подозрение некоторые незначительные детали: к примеру, когда налили рейнского вина, дон Гаспар почти не пил, а вы посмеивались. Я слонялся у служебных построек, в глубине одного внутреннего дворика, где не ступала ещё нога ни кого из вас. Двенадцать разбойников пировали за одним столом; видели бы в их: какие рожи, какие профили! Доминик, которого я повел полюбоваться на них, подтвердит вам это. Доминик обратил взор вверх и вознес руки к небу.
- Доминик - осторожный малый, он умеет вовремя смыться, - продолжал Каркефу. - Похолодев от моего вечного спутника - ужаса, мертвенно-бледный и оцепеневший стоял я там, чувствуя, что кровь стынет в моих жилах.
"Иди сюда! - позвал меня главарь банды. - Выпей!". Он поставил передо мной кувшин. Меня всегда учили не связываться с людьми, которые превосходят тебя числом. "Ну же, выпей! Ты что ли с этими путешественниками, которых мой хозяин встретил на Малинской дороге?", - спросил меня этот человек.
Как честный человек, я ответил утвердительным кивком головы.
"А мы люди дона Гаспара д`Альбачета, капитана, кулак которого может сравниться разве что с тяжелой рукой лейтенанта, почтенного Матеуса Орископпа".
Эти слова произвели на меня точно такое же впечатление, как если бы меня ударили палкой по ногам, потому что я почувствовал, что они подкашиваются.
Члены банды тоже не заставили себя ждать и стали засыпать меня вопросами. Провидению угодно было наделить меня простоватым лицом, отчего иногда мне удается выглядеть ещё глупее, чем я есть. И мой удачный ответ настолько понравился негодяям, что один из них тут же предложил мне вступить в их банду. Я прикинулся безобидным дурачком, они настаивали - и, чтобы испытать меня, они предложили заменить ваши шпаги жестяными кирасирскими палашами. Я пообещал.
- Вот оно что!
- Но, господин маркиз, всем известно, что я не герой, что не отличаюсь храбростью! А у дюжины моих новых знакомых есть ещё восемь иди десять дружков, которые патрулируют окрестности, от них я услышал, что капитан предлагал свою руку одной молодой француженке, прибывшей совсем недавно в трактир "Мальтийский крест". Свадьба будет без священника, а сеньор Матеус будет на ней свидетелем, сказал их главарь, краснорожий громила, с которым я не хотел бы встретиться на тесной дорожке.
Адриен прижалась к Арману-Луи.
- Быстро на лошадей и в шпоры! Как бы там ни было, но нас четверо вместе с Домиником, а их двадцать, если не считать тех, кого мы не видели.
- Разрази меня гром! Наши лошади лежат полумертвые на подстилке! вспомнил Рено.
- Вот бандиты! - сказал Каркефу. - Это же проделки Матеуса Орископпа! Сегодня утром я видел, как он юркнул на конюшню, а сегодня вечером он проскользнул туда и вовсе незаметно, как уж подбирается к птичьему гнезду.
- Понятно. Он дал какое-то снадобье нашим бедным животным!
Арман-Луи и Рено переглянулись.
- А я-то принял дона Гаспара за отшельника, переодетого в капитана! И чуть ли не чистосердечно хотел исповедаться отцу Матеусу Орископпу! стукнув кулаком по столу, проговорил Рено.
