Арман-Луи, оставив Рено заботу о последних приготовлениях к отъезду отправился к королю. Его славное имя открывало передним все двери. Он нашел рядом с королем герцога Франсуа-Альберта, рассматривающего планы и карты, разложенные на столе.
Увидев саксонца, он вспомнил наставления Маргариты. На приветливую улыбку герцога он ответил холодным приветствием; при этом громко заявив:
- Я пришел сюда не по делам службы, меня привел к вам личный интерес. Могу я надеяться, что Ваше Величество уделит мне немного внимания?
Герцог нахмурил брови.
- Я не хочу никого смущать, - недовольно произнес он, - поэтому я ухожу!
Арман-Луи молча поклонился и Франсуа-Альберт вышел.
- Ах! Вы не любите бедного герцога! - воскликнул король.
- А вы, сир, вы слишком его любите! - отвечал Арман-Луи.
Король повысил голос:
- Если бы эти слова я слышал не из дружеских уст, я бы ответил вам, что я волен в своих привязанностях!
- Есть один человек, которого нельзя обвинить в предательстве; женщина, которая молиться за Густава-Адольфа с того дня, как его судно покинуло берега Швеции, она не любит больше Левенбурга; могу ли я назвать ее? Это Маргарита!
Король вздрогнул.
- О! Маргарита вам все рассказала! - воскликнул он. - Я знал об этом. Он ей внушал ужас. Никто вокруг его не любит, этого бедного герцога, но это мой друг детства; однажды я его жестоко обидел...
- Думаете, сир, что я забыл об этом?
- Достаточно, что я помню об этом и не могу себе этого простить! О! Мой долг состоит в том, чтобы как можно скорее стереть следы этого проступка!
Густав-Адольф прошелся по комнате, которую только что покинул Франсуа-Альберт.
- Что привело вас сюда, что-нибудь случилось? - продолжил он тут же.
Арман-Луи понял, что нужно перевести тему разговора. - Мадемуазель де Сувини в Магдебурге, - продолжил он, - дипломат в это время поддерживает идею войны; имперские отряды под командованием Торкато Конти не сидят в деревне, а движутся во всех направлениях; мое присутствие здесь бессмысленно, я направляюсь в Магдебург!
- В Магдебург! - воскликнул Густав-Адольф, - а могу я отправиться туда вместе с вами?
- А не имеете ли вы что-либо передать Тьерри Фалькенбергу, Ваше Величество?
- Передайте ему, пусть держится в любых обстоятельствах и сражаться до последней пули, пусть защищает каждый клочок земли, пусть умрет, если потребуется; слово Густава-Адольфа, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему.
- Это все?
- Все! Да, скажите ему, что если выборщик Бранденбурга не задержит меня здесь, вы придете на помощь вместе со мной! Решительным жестом король смял планы и карты, разложенные на столе.
- Если бы Жорж-Гийом не был бы отцом Элеоноры, - продолжал Густав-Адольф глухим голосом, - не прошло бы и шести недель, как от Шпандау не осталось бы камня на камне, и мои всадники уже бы организовали пикеты на улицах Бранденбурга. Арман-Луи уже направлялся к двери со словами: "Извините меня, сир, у меня совсем нет времени, я ухожу.
- Итак, счастливого пути, - отвечал король, пожимая ему руку. - Вы самый счастливый из всех нас.
- Я попросил бы вас об одном одолжении, - добавил Арман-Луи. - Ваше Величество, вы один в курсе того, куда я отправляюсь. Постарайтесь никому об этом не говорить!
- Особенно герцогу Левенбургу, не так ли? - отвечал король с улыбкой.
- Ему особенно.
- Ваши дела - это ваши дела, я, в свою очередь буду молчать, - ответил Густав-Адольф с оттенком досады.
Выйдя из покоев короля, Арман-Луи не нашел уже в галерее Франсуа-Альберта, но зато там он встретил Арнольда де Браэ.
- О! - воскликнул он, направляясь к нему, - как приятно увидеть лицо друга там, где ожидаешь увидеть врага... Это двойная удача!
И увлекая Арнольда к окну, тихо спросил у него:
- Любите ли вы короля так же, как любите Швецию?
- Это мой хозяин с рождения, и мой хозяин по выбору: моя жизнь и моя кровь принадлежат ему.
- Итак, вы должны оберегать Густава-Адольфа!
- Что случилось, скажите!
- Есть человек, который любит короля и одновременно ненавидит его лютой ненавистью!
- Вы имеете в виду герцога Сакс-Левенбургского?