"Я погиб! - подумал Арман-Луи. - Что я в сравнении с этим человеком?!"
Еще никого и ни разу в своей жизни он не ненавидел, даже своего друга Рено, хотя тот был католиком. Но к графу Паппенхейму он почувствовал ненависть.
Немецкий дворянин, оставшийся на день в Гранд-Фортель, остался за тем и на второй, и на третий. Каждое утро он появлялся, как дневное светило, одетый всякий раз в новые одежды из превосходных тканей, бархата, парчи, шитой золотом и серебром, сатина. Все это было к тому же отделано волнами дорогостоящего гипюра и кружев, таких тонких и такой редкой работы, что ничего подобного не видывали даже самые зажиточные дворяне провинции.
Арман-Луи все больше и больше питавший отвращение к графу Годфруа, однако, немало удивлялся тому, как чемоданы этого завзятого путешественника могли вмещать такие велико лепные вещи и в таком огромном количестве.
Каким жалким выглядел он в своем суконном поношенном камзоле и плаще из грубой ткани рядом с этим ослепительным вельможным господином, покрытым шитьем! Что больше всего расстраивало его и питало живую неприязнь - так это то, что, будучи всегда при великолепном оружии, шпорах, сверкающей портупее, граф выглядел как настоящий воин и всем своим видом не давал никому ни единого повода подумать, что он всего лишь красивый молодой человек, щеголь, каких можно видеть на королевских приемах.
"Женщины выбирают мужчин глазами" - то ли от кого-то слышал, то ли читал в рыцарских романах г-н де ла Герш, - он вспомнил эту полушутку-полумудрость, и от этого его мучения удвоились.
Однажды утром они объяснились на шпагах. Это произошло в оружейной галерее, где в дождливую погоду любил прогуливаться старый сеньор де Шарней, подобно тому как солдат, состарившийся на военной службе, любит побывать в кругу боевых друзей юных лет.
- Вы собираетесь когда-нибудь позабавиться этими игрушками? - спросил граф Годфруа, глядя на Армана-Луи.
Вместо ответа юный ла Герш бросился к рапире, помещенной в коллекции на стене, схватил её и выкрикнул, став в боевую готовность:
- Вот смотрите, вы можете убедиться, как я пользуюсь этими игрушками, - сказал он
Г-н Паппенхейм выхватил из оружейной коллекции рапиру того же размера и, согнув лезвие, пощупал затупленные острие и лезвие.
- Дуэль на куртузных шпагах? - спросил он. - Я согласен.
- Другие, острые, как иглы, и наточенные, как охотничьи ножи, там, дальше. Не стесняйтесь, если хотите, воспользуемся ими!
Г-н де Шарней все это время был неподалеку, и только когда он подошел, Арман-Луи вспомнил о нем.
- Ах, господин де ла Герш, - сказал он, - мне показа лось, что вы спровоцировали нашего гостя?
- Не пугайтесь, господин граф! - ответил немецкий дворянин. - Я вовсе не хочу, чтобы первая дуэль господина де ла Герш стала последней!
Уже через секунду они скрестили шпаги. Несмотря на бахвальство, г-н де Паппенхейм с первого выпада понял, что имеет дело вовсе не с посредственным противником. Дважды тот едва не поразил его. Немецкий граф насупил брови, и на бледном лбу его проступили два красных скрещенных меча. Он собрался с силами и, употребив максимум изворотливости, вел бой осторожно, как вдруг его рапира со всего маху ударила Арма на-Луи по руке.
Выскользнув из руки г-на де ла Герш, шпага покатилась по паркету.
- Извините меня, - сказал г-н де Паппенхейм, - боюсь, я вас утомил.
Побежденный, к тому же на глазах Адриен, Арман-Луи готов был провалиться сквозь землю. Он уже вновь протянул руку к стене, чтобы схватить другое оружие, но г-н де Шарней жестом остановил его:
- Довольно! - сказал он.
Взгляды графа Годфруа и Армана-Луи встретились: один надменный, другой - полный желания отомстить. Но граф Паппеншхейм уже наклонился и, подняв шпагу соперника, не сумевшего удержать её, протянул ему грациозным движением.
- Вы усвоили то, чему учат в школах, - сказал граф, но вам не хватает знаний, которые можно получить только на полях сражений.
- Господин граф де ла Герш, его отец, отлично владел шпагой, и Арман-Луи научится, уверяю вас, - гордо сказал г-н де Шарней.
- Желаю ему этого и надеюсь на то, - ответил немецкий граф, смерив взглядом кузена м-ль де Сувини.
