— Он тянет время, — заметил Рана Шанга. Нарсес скорчил кислую мину.
— Несколько месяцев, самое большее. Прошло не более восьми недель после битвы на перевале, и вы уже почти выгнали его из горной системы Загрос. Ваша армия гораздо больше, чем его. Вы можете разбить его на открытом поле брани, и вы доказали, что в состоянии маневрировать в этих горах не хуже, чем он. В течение месяца, может шести недель, ему придется отказаться от борьбы и позволить вам войти в Месопотамию. В тот момент у него не будет выбора, кроме как забаррикадироваться в Ктесифоне или Пероз-Шапуре. Так почему бы не сделать это сейчас?
— Я не думаю, что это странно, — возразил Дамодара. — Судя по донесениям наших шпионов, Велисарий умело использовал месяцы, которые держал нас связанными в горной системе Загрос. Этот его полководец, которого он оставил во главе римских сил в Месопотамии, — калека, Агафий — на протяжении последних месяцев работал, как дьявол. К тому времени, как мы доберемся до Ктесифона или Пероз-Шапура, он уже укрепит города так, что в это будет трудно поверить. Пушки и порох поступают из римских оружейных мастерских в то время как мы маршируем туда и сюда по всем этим проклятым горам.
Шанга кивнул.
— Вся кампания, по моему мнению, имеет на себе подпись «Велисарий». Он всегда пытается заставить врага атаковать, чтобы у него самого было преимущество защиты. Удерживая нас столько месяцев в горах, он смог создать защитный опорный пункт в Месопотамии. Это чистое убийство — пытаться штурмовать Пероз-Шапур.
Нарсес уставился на двух мужчин, сидевших за столом напротив него. Казалось, на мудром, похожем на морду рептилии лице евнуха совсем отсутствует выражение, но и Дамодара, и Шанга могли чувствовать сарказм, маячивший где-то внутри.
Ни один из двух не оскорбился. К этому времени они привыкли к Нарсесу и его манерам. В центре души евнуха скрывалась неутолимая горечь. Горечь окрашивала его взгляд на мир и добавляла презрение к каждой его мысли.
Однако сами мысли — и способность исследовать и анализировать — они научились глубоко уважать. И поэтому родственник императора малва и самый благородный из царей Раджпутаны внимательно слушали слова низкорожденного римского евнуха.
Нарсес склонился вперед и показал пальцем место на большой карте, которая покрывала весь стол.
— Велисарий займет позицию в Пероз-Шапуре, не в Ктесифоне, — предсказал Нарсес. — Велисарий в первую очередь — римлянин. Ктесифон — столица Персии, а Пероз-Шапур — это ворота в Римскую империю.
Дамодара и Шанга кивнули. Они уже оба пришли к тому же выводу.
Нарсес несколько секунд изучал карту. Затем заговорил вновь.
— Скажите мне вот что. Когда придет время, вы намереваетесь бросить своих солдат на стены Пероз-Шапура? — Он почти — но не совсем — ухмыльнулся. — У вас нет достаточно большого количества йетайцев, поэтому солдаты, которых вам придется использовать, как овец на бойне, все окажутся раджпутами.
Рана Шанга не стал бросаться на приманку. Он просто рассмеялся. Дамодара открыто расхохотался.
— Маловероятно! — воскликнул господин из малва.
Он сам склонился над столом. Месяцы тяжелой кампании сильно уменьшили животик Дамодары, поэтому движение получилось почти грациозным.
Палец Дамодары прошелся по реке Тигр, от Ктесифона вверх по течению к Армении.
— Я не буду приближаться к Пероз-Шапуру, — он снова рассмеялся. — Как не стану входить в клетку со львом. Я также не стану пытаться осаждать Ктесифон. Я просто использую Тигр, чтобы поставлять все необходимое моей армии, и отправлюсь к северу в Ассирию. Оттуда я могу ударить по Анатолии — или Армении — в то время как большая часть армии Хусрау сейчас связана, сражаясь против наших основных сил на юге Евфрата.
Он откинулся назад, выражая самодовольство.
— У Велисария не будет выбора, — объявил Дамодара. — Вся работа, которую он провел для укрепления Пероз-Шарупа, окажется потрачена зря. Ему придется выйти и встретиться со мной где-то на открытом поле.
Глаза Нарсеса оставили Дамодару и остановились на Ране Шанге. Царь раджпутов кивнул, показывая согласие с мнением Дамодары.