Я был весьма польщен этой похвалой и поблагодарил его за урок, после чего он рассказал мне много историй о войнах, о королях, о чужих странах, и я слушал его до тех пор, пока не почувствовал отвращение при мысли о предстоящей мне скучной и однообразной жизни школьного учителя в Керктауне. Пожалуй, мне лучше было уйти, и я сказал об этом французу; он спросил меня почему и, когда услышал мой ответ, присвистнул и пожал плечами.
— Я начинаю думать, мастер Клефан, — сказал он, — что в твоем толстом черепе действительно имеются мозги!
Я распрощался с ним и отправился восвояси, погруженный в размышления, так как в течение последних двух часов мне дважды намекнули о том, что у меня имеются мозги. Признаться, я начал было даже подумывать, не скрывается ли в этом утверждении некая доля правды. Француз окликнул меня и поинтересовался, что я намерен делать со шпагой.
— У меня есть для нее укромное местечко, — отозвался я, и он больше ничего не сказал, но, достав свою трубку, снова уселся под скалой. Таким он и запомнился мне в тот день напоследок: тонкая голубоватая струйка дыма из трубки и одинокая фигура, сидящая на берегу, подтянув острые колени к подбородку и устремив неподвижный взгляд через широкое водное пространство Ферта.
Боюсь утомить вас описанием того, как я каждое утро встречался со странным человеком на берегу. Время от времени я приносил для него еду, помогал ему в рыбной ловле и в строительстве грубой, примитивной хижины под прибрежным утесом, а также в погребении еще десяти мертвых тел, выброшенных на берег, каждое из которых он подвергал тщательному обследованию, всякий раз оставаясь явно разочарованным достигнутыми результатами. Казалось, будто он разыскивает какого-то особого мертвеца и никак не может найти; меня разбирало любопытство, не это ли обстоятельство удерживает его на берегу, и я подумал, что борода его станет такой же белой, как и голова, прежде чем он дождется своего утопленника.
Тем не менее он, по всей видимости, был вполне доволен своей жизнью и даже пребывал в отличном расположении духа, давая мне уроки фехтования, хваля меня за успехи и громко ругая, когда я пропускал укол или не успевал парировать выпад.
Мне следовало предварить свое повествование сообщением о том, что он весьма искусно прикрепил по пуговице на концах наших шпаг во избежание опасности для нас обоих, иначе в процессе обучения я был бы раз десять убит, хотя по истечении двух недель я уже довольно уверенно держал в руках рапиру и изучил немало всевозможных приемов.
Я упомянул, что не хочу утомлять вас описанием скучных подробностей происходившего; достаточно сказать, что прошел месяц, наступил второй, и я опять вернулся в школу, но на сей раз не как школьник, а как младший учитель, так и не проникнув ни на йоту в тайну загадочного француза, если не считать выброшенного волной на берег обломка доски, на котором можно было прочесть выведенное желтой краской слово «Hibou»[12], — очевидно, название погибшего корабля.
Хотя школьные дела и отнимали у меня немало времени, я всегда находил возможность наведаться к своему знакомцу вечером, перед наступлением темноты; отец не возражал против моих прогулок и только спрашивал, много ли я нашел птичьих яиц и неужели я все их съел.
Как ни странно, но, получив на то законное право, я утратил всякое желание подвергать мальчишек порке или другим телесным наказаниям, сумев и без этого прибрать их к рукам после того, как изрядно поколотил самого сильного из них, посмевшего подвергнуть сомнению мой авторитет.
Отец не переставал удивляться мне и постоянно недоуменно качал головой, но, я думаю, болезнь, которая впоследствии унесла его в мир иной, уже в то время поразила его, ибо он часами сидел неподвижно, молча уставясь в пространство перед собой, позабыв даже о кружке с теплым грогом, стоящей у его локтя.
Меня очень печалило все это, но я был бессилен что-либо предпринять, потому что всякий раз, когда я спрашивал, чем я могу ему помочь, он в ярости набрасывался на меня и прогонял прочь.
Поэтому мне ничего не оставалось, как втайне от отца послать за его сестрой, моей теткой, которая имела на него влияние, так что у меня немного отлегло от сердца и я стал более спокоен за его судьбу.
