В следующее мгновение я уже скользил вниз по склону крыши, чуть ли не кувырком, ежесекундно рискуя сорваться и сломать себе шею; наконец я добрался до окна и, осторожно подтянувшись на руках, заглянул через подоконник.
Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться, как меня одурачили: Кроуфорд находился в комнате и шарил повсюду в поисках спрятанных документов. Очевидно, он притаился где-то за окном, дожидаясь, пока я не вылезу за ним на крышу, и остается лишь удивляться, почему он не столкнул меня вниз, на улицу. Возможно, я неожиданно быстро для него бросился в погоню по ложному звуку стучащей черепицы, а может быть, он не очень надеялся на свою вывихнутую руку и вспомнил мою железную хватку, которую имел возможность в полную меру оценить там, под балконом. Так или иначе, но, когда все эти мысли пронеслись в моем мозгу, он уже принялся копаться в углу возле тайника с бумагами, и я рассудил, что пора, пожалуй, положить конец слишком затянувшейся забаве. Глупец оставил окно за собой открытым, и я тихонько перелез через подоконник и встал на ноги, потянувшись за рапирой, брошенной мною в углу.
Шпага чуть сдвинулась, когда я коснулся ее, прочертив эфесом по стене и издав легкий царапающий звук; бандит вздрогнул и обернулся; заметив меня, он опрометью метнулся к двери и исчез. Не тратя времени на освобождение шпаги из ножен, я бросился вслед за ним и — надо же, такое невезение! — со всего разбега попал прямо в объятия квартирной хозяйки, которая явилась спросить, не нужно ли чего-нибудь моему бедному больному другу. Счастье еще, что шпага моя была в ножнах, иначе я проколол бы несчастную старуху насквозь; мы оба рухнули на пол, и, пока я выпутывался из юбок и платков отчаянно брыкавшейся дамы, до меня доносился замирающий топот сапог негодяя, сбегавшего вниз по длинной лестнице. К тому времени, когда я наконец поднялся на ноги и, оттолкнув визжавшую старуху, выбежал на улицу, его уже и след простыл.
Я был полностью обескуражен и медленно вернулся в свою комнату, где нашел старую даму, сидевшую на полу, обхватив голову руками, стонавшую и, видимо, не очень одобрявшую мои манеры; пришлось объяснить случившееся внезапным припадком, вызванным обострением болезни моего друга, и успокоить достойную матрону серебряной монетой и холодной примочкой на лоб, где выросла довольно солидных размеров шишка.
Дела мои принимали скверный оборот, о чем я подумал, убедившись в безопасности бумаг и уже в третий раз за сутки принимаясь решать, как мне поступить дальше. Не приходилось сомневаться, что Кроуфорд, подкупленный Диком Ханиманом, расскажет ему обо всем, а отсюда у же был короткий путь к столбам с перекладиной, предназначение которых было мне хорошо известно и чей вид мне вовсе не нравился. Опасность благотворно повлияла на мою сообразительность, а страх отточил смекалку, потому что вскоре я уже выработал план действий и, промыв царапины, полученные от де Папильона, — поверхностные, но тем не менее достаточно болезненные, — улегся спать. Главную надежду я возлагал на то, что мастер Ханиман должен будет сперва тщательно обдумать все «за» и «против», прежде чем приступить к активным действиям, иначе моим планам грозил полный провал, так как в них главенствующую роль играло время, а я до завтрашнего дня был бессилен что-либо предпринять.
Ранним утром я был уже на ногах и, осмотрев свои раны и хорошенько подкрепившись — ибо я давно убедился в благотворном влиянии полного желудка на любое начинание, — тщательно оделся и отправился в путь, теша себя надеждой, что на мою внешность не повлияли в худшую сторону ни убийство французского задиры, ни вывихнутое плечо несостоявшегося убийцы, ни разбитая голова моей квартирной хозяйки.
Не сомневаюсь, вам не терпится узнать, в чем состоял мой план, но, когда я вам скажу, он, бесспорно, вам понравится. Мастер Ханиман однажды хвастался, будто берет уроки фехтования у одного француза по имени де Беро, который жил где-то в переулке, носившем название Лошадиный Тупик. Первым делом я должен был разыскать своего недруга, а этот де Беро, как я надеялся, мог навести меня на его след; впрочем, одновременно с надеждой возникало и сомнение, сумею ли я найти самого француза.