– Молния? – спросила Мелери.
– Да, – ответил я. – Как молния.
Мы помолчали, размышляя об этом.
Я и сам удивился своим словам. Пожалуй, впервые в клубе писателей я в самом деле заговорил о писательском искусстве. Обычно на собраниях мы только строили хитроумные планы, чтобы заманить к нам еще кого‑нибудь, и изучали насекомых, которых Мелери находила в автобусе. Я слишком долго пытался вдохновить других и совсем позабыл, что вдохновляет меня.
– Не переживай, однажды ты поймешь, о чем писать, – сказал я Мелери, и она мне улыбнулась.
За последние годы Мелери сильно выросла в моих глазах. Пусть она и не из самых сообразительных, но, по крайней мере, ей чего‑то хочется в этой жизни. Может, ближе друзей, чем она, у меня никогда и не будет.
Случалось ли с вами когда‑нибудь что‑нибудь в духе «Господи боже мой, как меня угораздило?» и «Прошу, молю, просто убейте меня, хуже уже не будет»? Вот и со мной тоже.
Дважды в неделю после уроков я должен ходить на собрания ученического совета и страдать. Остальных хотя бы выбрали в этот совет, я же, как редактор школьной газеты, обязан там присутствовать по умолчанию.
Они много раз пытались от меня избавиться, и, хотя я сам предпочел бы оказаться в секторе Газа с мишенью на спине, все равно я сопротивляюсь. Это называется «свобода печати», поищите в Интернете. К тому же, если я перестану ходить на эти собрания, то не буду знать, что происходит в школе, а мне ведь нужно писать статьи хоть о ком‑нибудь.
Как бы помягче описать членов ученического совета? Это люди родом из благополучных семей, которые никогда не сталкивались с настоящими трудностями и которым, скорее всего, никогда в жизни не придется работать. Это раз. А еще они злобные высокомерные идиоты. Это два.
Кто‑то из них на прошлой неделе прилепил мне на спину тампон. Я целый день ходил так по школе, и никто мне не сказал. До сих пор не знаю, кто из них это сделал.
Возглавляет совет президент школы, Клэр Мэтьюс. Она красивая, популярная, изящная и гордая болельщица и какает, видимо, бабочками.
Ее семья – это просто какой‑то инкубатор. С 2007 года каждому классу не повезло иметь в своем составе по девчонке из рода Мэтьюс.
Клэр – младшая из пяти сестер (и, будем надеяться, последняя). Ходит слух, что у нее еще была младшая сестра, но та родилась не такой идеальной, как прочие, и ее поэтому отправили на убой, как в «Паутине Шарлотты». Этот слух, кстати, я и распустил.
Есть еще вице‑президент и редактор ежегодника, Реми Бейкер. Я ни за что не признаю никого в школе равным себе по интеллекту, но Реми, пожалуй, к этому ближе всего. Она умна, амбициозна и трудолюбива (знакомо звучит?). Разница только в том, что Реми считается крутой, а я нет. Так что мы с ней как два козла, сражающихся за одну и ту же самку.
Она свою силу использует во зло. В десятом классе Реми как бы «забыла» добавить меня в ежегодник. Как вообще можно забыть добавить ученика в ежегодник?! Она просто злилась, потому что у меня исторический проект получился лучше.
Расти физически Реми перестала класса после четвертого. Я бы не назвал ее хоббитом – я людей вообще не обзываю, – но, если бы в Средиземье кого‑нибудь хватились, она бы подошла под описание.
Джастин Уокер – глава спортивного клуба. Он такой тупой, что, если дать ему коробку камней, он, вероятно, положит один на землю и заявит, что посадил гору. Его старший брат Колин закончил школу, когда мы были в девятом классе, и теперь работает футбольным тренером. А Джастин живет в его тени… или гоняется за ней.
Стоит также упомянуть, что Клэр с Джастином встречаются. Да, главная болельщица и главный качок вместе! Спокойно, спокойно, я понимаю, какой это шок. И совсем не штамп. Уверен, у них настоящая любовь.
Еще в совет входят Скотт Томас, руководитель драмкружка, и Николас Форбс, заведующий ученическим советом и президент ББЛА.
Скотт Томас меня ненавидит с тех пор, как я в рецензии на «Отверженных» написал, что играет он плоско и неправдоподобно, потому что так и было. Извините уж, но даже самый бюджетный Жан Вальжан не станет разгуливать с мелированием и тайком пробираться на сцену, чтобы подпеть «I Dreamed a Dream». Получилось отстойно, и я сказал об этом прямо, так что пусть отвяжется.
