— Ты поймал собаку и принес ее на веранду на руках.
Джон продолжал:
— Затем ты стал играть с собакой. Ты боролся с ней и вы кусали друг друга и играли. Мне кажется, было забавно. Моя собака обычно не играет. Но на этот раз ты и собака катались друг через друга и друг на друге.
— Затем ты побежал к воде, и собака пила вместе с тобой, — сказал молодой человек.
— Ты пять или шесть раз бегал к воде с собакой.
— Как долго это продолжалось? — спросил я.
— Часы, — ответил Джон. — Один раз мы потеряли обоих из виду. Я думал, что ты побежал за дом. Мы только слышали, как ты лаял и визжал. Ты лаял так похоже на собаку, что мы не могли вас отличить.
— Может, это была одна лишь собака, — сказал я.
Они засмеялись, и Джон сказал.
— Нет, парень, лаял ты.
— А что было потом?
Все трое смотрели друг на друга и, казалось, были в затруднении, вспоминая, что было потом. Наконец, молодой человек, который до этого молчал, сказал:
— Он поперхнулся, — и посмотрел на дона Хуана.
— Да, ты, наверное, поперхнулся. Ты начал очень странно плакать и затем упал на пол. Мы думали, что ты откусываешь себе язык. Дон Хуан разжал тебе челюсти и плеснул на лицо воды. Тогда ты начал дрожать, и по всему телу у тебя опять пошла конвульсия. Затем ты долгое время оставался неподвижным. Дон Хуан сказал, что все закончилось. Но к этому времени уже настало утро, и мы, укрыв тебя одеялом, оставили спать на веранде.
Тут он остановился и взглянул на остальных, которые, казалось, сдерживают смех. Он повернулся к дону Хуану и спросил его о чем-то. Дон Хуан улыбнулся и ответил на вопрос.
— Дон Хуан повернулся ко мне и сказал:
— Мы оставили тебя на веранде, так как опасались, что ты начнешь писать по всем комнатам.
Все они громко рассмеялись.
— Что со мной было? — спросил я. — Разве я…
— Разве ты? — передразнил меня Джон. — Мы не собирались об этом говорить, но дон Хуан сказал, что все в порядке. Ты описал мою собаку.
— Что я сделал?
— Ты ж не думаешь, что собака бегала от тебя потому, что боялась тебя? Собака убегала, потому что ты ссал на нее.
Все захохотали. Я пытался спросить одного из молодых людей, но все они смеялись, и он не слышал меня. Джон продолжал:
— Мой пес также не остался в долгу. Он тоже ссал на тебя.
Это заявление, видимо, было совершенно смешным, так как все так и покатились со смеху, включая дона Хуана. Когда они успокоились, я спросил со всей серьезностью:
— Это правда? Это действительно было?
Все еще смеясь, Джон ответил:
— Клянусь тебе, моя собака действительно на тебя ссала.
По дороге обратно к дому дона Хуана я спросил его:
— Это действительно все случилось, дон Хуан?
— Да, — сказал он, — но они не знают того, что ты видел. Они не понимают, что ты играл с ним. Вот почему я не беспокоил тебя.
— Но разве все это дело со мной и собакой, писающими друг на друга — правда?
— Да это была не собака. Сколько раз мне нужно говорить тебе это? Это единственный способ понять. Единственный способ. Это был «он», тот, кто играл с тобой.
— Знал ли ты, что все это происходит, прежде, чем я сказал тебе об этом?
Он запнулся на момент, прежде чем ответить.
— Нет, я вспомнил после того, как ты мне все рассказал, страшный вид, который ты имел. Я просто подозревал, что с тобой все хорошо, потому что ты не был испуган.
— Собака действительно играла со мной так, как говорят?
— Проклятье! Это была не собака.
Четверг, 17 августа1961 года.
Я рассказал дону Хуану, что я чувствую по поводу моего опыта. С точки зрения той работы, которую я планировал, это было катастрофическое событие. Я сказал, что и думать не хочу о повторной встрече с «Мескалито». Я согласился, что все, что произошло, уже произошло, но добавил, что это не может меня подтолкнуть к тому, чтобы искать новую встречу. Я серьезно считал, что непригоден для предприятий такого рода.
Пейот создал во мне, как пост-реакцию, странного рода физическое неудобство. Это был неопределенный страх или беспокойство, какую-то меланхолию, качества которой я не мог точно определить. Я ни в коем случае не находил такое состояние благородным.
Дон Хуан засмеялся и сказал:
— Ты начинаешь учиться.
