— А трофеи? — оживилась Салэм, даже не замечая, что одеяло сползло, обнажая грудь.
— Ты помнишь наш договор? — уточнил я, и дождавшись досадливого кивка, продолжил: — Казна разбойников хранится в подвале. И половина там принадлежит мне, так как это именно моя добыча.
— Но… — начала было Салэм, однако я поднял палец, прерывая спор.
— Во-первых, ты подставила меня под удар, не прикрыв от нападения. Во-вторых, если бы бандиты разбились на два отряда, вторая группа нас бы прирезала, так как единственный чародей пускал пузыри после слабого создания нежити. Будешь спорить?
По мере того как я говорил, лицо искоренительницы мрачнело все больше. Кажется, до нее начало доходить, какой на самом деле ей достался ученик. Впрочем, я за собой ни вины, ни сожаления не ощущал. Ведь все сказанное — правда, и за подобные косяки нужно платить.
Потому что самый чувствительный удар — это удар по кошельку. И я еще сделаю из Салэм настоящего профессионала, который не пьет и умеет работать соответственно своему статусу. А то гонору на талер, а по факту пользы — ветер.
— Хорошо, здесь ты прав, — наконец, признала она. — Но подвал осмотрим вместе?
Ухмыльнувшись, я первым прошел к крышке. Ханна уже не спала, я видел, как девчонка подглядывает краем глаза, но привлекать внимание Салэм не стал. Искоренительнице пока что необязательно знать всю предысторию спасенной девчонки. А у меня еще остались некоторые вопросы к Ханне.
В подвале действительно нашелся сундук. Вдвоем его поднять наверх оказалось достаточно просто — не так уж много он и весил, разве что выносить в силу габаритов было неудобно. Сбить замок, сломав дужку, и вовсе несложно, так что через пару минут мы с Салэм уже заглядывали внутрь.
Итак, мы стали обладателями вороха дорогой ткани. Искоренительница оценила цвет и размер полотна, озвучила примерную цену в пять с четвертью грошей. Несколько украшений — не слишком дорогих по виду, со следами крови, суммарно тянули еще на пару грошей. А вот непосредственно монетой мы насчитали два талера, семь грошей и пятьдесят два пфеннига. Негусто, конечно, но ведь и досталось не слишком сложно.
Кровавое происхождение капитала меня не особенно заботило. Да и Салэм не страдала щепетильностью. Ну, действительно, подумаешь, что на замках сережек осталась чья-то кровь и куски мочек, для мастера смерти почистить находки — не проблема.
Так что я стал лично богаче на приятную сумму. Конечно, это не месячное жалованье искоренителя, но для паренька, который в руках-то таких денег не держал — просто невероятное чудо. Товары Салэм выкупила у меня прямо тут — по названным ценам, и спорить с ней я не стал, забрав свою долю звонкой монетой.
Ханну, естественно, никто в расчет не брал при дележе, но я помнил свое обещание. А потому отложил два гроша в отдельный мешочек — вручу, когда доберемся до цивилизации.
К моменту, когда мы закончили разбираться с добычей, девчонка уже не изображала спящую. И хотя ее дерюгу сложно было считать за одежду, даже не попросила нас поделиться тряпками. Тоже правильно — сейчас от нас ее жизнь зависит, куда тут о красоте думать?
— Доброе утро, — кивнул ей я, вручая запасную рубаху и штаны. — Оденься пока, чтобы не смущать мою учительницу. А то у нее при взгляде на тебя, только об одном голова и думает.
— Эй! — Салэм недовольно воскликнула, но я лишь руками развел.
Ханна искренне поблагодарила меня и, попросив отвернуться, тут же принялась облачаться. Ночью-то она срывала с себя мешковину, но там темно было, да и положение у девчонки рабское было. Теперь она свободна, и светить голым задом уже неуместно. Да и ей так спокойнее будет.
Видал я всякого, и потому прекрасно понимаю, как в такие моменты важно сохранять личное пространство. Ханна, конечно, крепкая девушка, раз до сих пор так до конца и не сломалась, но восстанавливаться после плена и сопутствующих потрясений ей предстоит еще очень долго.
— А теперь пора позавтракать, — потирая ладони, сообщил я и полез в печку, где оставил на хранение вчерашний ужин.
Да, это было простое жаркое, к тому же — уже не такое свежее. Но разносолов взять было негде. Да и судя по девчонкам, которые уплетали за обе щеки, блюдо получилось сносным. А вот я ковырялся в своей чашке скорее для вида.
