Сей глубокомысленный вывод весьма обрадовал юношу. Лишиться глаз, находясь в стане противника, не самый лучший вариант. Впрочем, сам факт пленения и магический ошейник, также не есть хорошо. Вообще-то даже в самом бедственном положении наш герой всегда был склонен искать повод для оптимизма. И таковой тут же отыскался: тот факт, что на мага нельзя надевать ошейник абсолютного подчинения, превращающий разумное существо в тупоголовую полностью лишенную инициативы куклу, очень даже порадовал Фаррука. Будь он обыкновенным гражданином, ему бы без промедления надели означенный предмет на шею и без долгих колебаний отослали бы в угольные, медные или какие-нибудь еще шахты махать кайлом и катать тележки. А могли продать на острова плантаторам — там бы он уж точно долго не протянул. При сложившихся обстоятельствах у него нет его Силы, но есть разум.
А пока его состояние оставляет желать лучшего. Вновь накатила слабость, закружилась голова, и молодой человек впал в тревожное забытье.
В следующий раз Фаррук проснулся, когда на улице стоял яркий солнечный день. Обнаружил он себя в большом сарае, лежащим на сколоченном из досок жестком ложе, застеленном набитым соломой матрасом под грубым шерстяным одеялом. Рядом на таких же топчанах и под такими же одеялами маялись около двух дюжин раненых. Свои ли это или чужие, юноше не было интересно. Тело по-прежнему болело, и ему было не до задушевных разговоров с кем-либо.
Как только он открыл глаза, в поле его зрения нарисовался какой-то усатый мужчина лет сорока пяти с представительным животиком и в белом халате. Здешний лекарь — после минутного размышления сообразил пленный маг. Столь долгое осмысление, казалось бы, очевидного факта было вызвано ужасной головной болью.
Доктор оказался человеком общительным. Он что-то громко и быстро говорил сопровождавшим его двум сестрам милосердия, потом обратился к Фарруку, но, тот, как ни старался, ничего не понял из сказанного. Вроде бы по отдельности каждое слово понятно, но вместе они никак не желали складываться во что-то осмысленное.
Не добившись ответа от больного, доктор прощупал его пульс, потрогал лоб и, осмотрев тщательным образом, глазное дно сделал заключение:
— Тяжелейшая контузия, сестрички… да, да, весьма тяжелая. Курс процедур номер восемь… да, да, номер восемь, только тилизий заменим на вотрий половину унции… половину унции на четверть пинты сухого красного, непременно горячего вина. Вино одновременно послужит обезболивающим средством… да, да, обезболивающим…
Затем он также с шуточками и прибауточками направился к следующему пациенту. Что он там делал, Фаррук так и не узнал, поскольку вновь впал в продолжительное небытие и не очнулся, когда ему скармливали отвратительные на вкус, цвет и запах пилюли и поили подогретой бурдой серо-буро-малинового цвета.
Лишь спустя неделю Фаррук смог подняться с кровати.
Выздоровление могло протекать намного быстрее, если бы не ограничения, накладываемые магическим ошейником. Более того, он не имел возможности получить квалифицированную помощь от профессионального мага-целителя и был вынужден глотать снадобья мэтра Эконикуса — именно так звали его лечащего врача.
Селий Эконикус появлялся в больничной палате каждое утро. Балагурил с сопровождающими его сестрами и пациентами, искренне считая, что хорошее настроение для больного — лучшее лекарство. Осмотрев Фаррука в очередной раз, он зацокал языком, пощипал себя за пухлую щечку и удовлетворенно констатировал:
Могу вас поздравить, юноша, кризис миновал… да, да, многоуважаемый, миновал. — Его странная манера постоянно подтверждать свои слова изрядно забавляла Фаррука. — Пульс практически в норме, внутренние органы в полном порядке. Голова какое-то время будет побаливать и тошнота… да, да, тошнота… но это скоро пройдет, батенька, уж не сомневайтесь. А пока покой, покой и еще раз покой, ну еще свежий воздух, милейший…. да, да, свежий воздух. — И, повернувшись к одной из сопровождавших его дам, распорядился: — Каисса, проследите, чтобы выздоравливающий гулял не меньше двух часов в день… да, да, коллега, два часа и ни минутой меньше.
